Почувствовать себя Иисусом

Я чувствую, как сталь гвоздя входит в кисть левой руки, останавливаясь где-то на пол пути. 
 - Ну? - выжидающе спрашиваю. 
 - Может, все же, вколоть обезболивающие?
 - Нет, - говорю, - Никаких препаратов. 
  Ты лишь пожимаешь плечами в ответ, а я наслаждаюсь тем, как дробится под металлом кость. 
  Ни с чем не сравнимое ощущение, знаете ли. 
  Кровь стекает по ладоням, немного задевая запястья. Она обжигает кожу, а я лишь закрываю глаза и тяжело выдыхаю от наслаждения. 

  Я всего лишь мазохист с немного суицидальными наклонностями. 

  Здесь, посреди леса, темно и пахнет свежестью. Но это не та свежесть, аромат которой имеет белье, только что вынутое из стиральной машины. Это свежесть, которую в память о себе оставляет дождь. 
  Этот лес - последнее, что мне предстоит увидеть в этой жизни. 
  Не могу сделать ни шагу вперед, так как обе мои руки прибиты к деревянному кресту, а ноги не достают до земли. 
  Впереди меня - ты. За твоей спиной - куст с какими-то цветами. Похоже на шиповник. 
  И я говорю тебе: 
 - Смотри, розы. 
  А ты срываешь бутон и закаливаешь его мне в волосы. 
 - Он распустится к тому времени, когда тебя найдут, - поясняешь. 
  Цветы умирают без воды, рассказываю я тебе. 
 - Тогда он такой же, как и ты, - отвечаешь, - Ты ведь тоже еще толком не распустился. 
  А я говорю: 
 - Сделай мне венок. Что бы было побольше шипов, окей?

  Я всего лишь подросток, которому захотелось почувствовать себя Иисусом. 

  То, почему мы находимся в лесу, легко объяснить. 
  Завтра здесь не будет солнца. И послезавтра. И вообще никогда. 
  Слишком много деревьев. 
  В отличии от Христа, у меня была возможность выбирать. 
 - Поцелуй меня, - обращаюсь я к тебе полушепотом. 
 - Зачем? 
 - Хочу, что бы ты в кровь растерзал мои губы. 
  Я распят на кресте, но до сих пор есть силы на то, что бы смеяться. 
  Когда ты выполняешь мою просьбу, подаюсь тебе навстречу. Обе руки пронзает резкая, просто невыносимая боль, а я с безумной жадностью впиваюсь в твои губы. Мне плевать на то, что происходит вокруг. 
  Есть только ты, я и этот крест. 

  Я всего лишь человек, жаждущий умереть от твоих холодных рук. 
 
  Не знаю, что болит сильнее - ноги, или же руки? Просто это чувство разливается по телу равномерно. 
 - Спасибо, - шепчу я. Мой голос охрип, сам не знаю от чего. 
 - Не за что, - говоришь, разворачиваясь ко мне спиной. 
  Я пытаюсь кричать тебе вслед, но почему-то у меня не получается. 

  Я всего лишь...

Всего лишь секс

Затянувшись последний раз, я тушу бычок о стол, после чего он летит куда-то вниз, на кафельный пол, теряясь в куче других таких же.
  Marlboro.
  Любимые сигареты.
  Здесь играет громкая музыка и очень много народу. Не люблю людей в целом, а в таком количестве - в частности.
  Хочется блевать.
  Музыка ужасна. Наверное, какая-то современная попса. Я не разбираюсь в этом. Слушаю лишь рок, изредка изменяя ему с альтернативой, а остальное для меня кажется слишком сложным, недоступным моего понимания.
  Хочется блевать.
  Ты сидишь напротив меня со скучающим видом. Мне приходится перегнуться через стол, что бы ты услышал мои слова:
- Трахни меня, - говорю я.
- Что? - лишь прохладное удивление в твоем голосе.
- Давай переспим.
  До чего же я жалок. Спасите-помогите.
  Хочется блевать.
- Зачем? - столь привычное холодное безразличие и больше ничего. Абсолютно.
- Просто так, - ложь. И тебе это известно, пожалуй, даже лучше, чем мне самому. Я лгу исключительно себе.
- Мм, - усмешка мне в ответ.
- Секс без обязательств, - как будто и так не понятно.
- Я буду сверху, - встаешь.
- Идет, - резко выдыхаю я.

  Когда ты меня целуешь, я чувствую себя полностью счастливым. Пусть ты груб, пусть твои поцелуи немного жестоки, но мне никогда и ни с кем не было еще на столько хорошо.
  Так хорошо, что хочется блевать.
  Мне кажется, что воспоминания об этом вечере, об этой ночи, навсегда останутся в моей памяти, врежутся глубоко в корку мозга, глубоко до боли.
  Мой мозг изрезан тобою вдоль и поперек.
  Я представляю себе эту картинку и мне хочется блевать.
- К тебе, ко мне?
- Что?

  Расстегивая пуговицы на твоей рубашке, я думаю о том, какие же грязные стены в этом дешевом отельном номере, что мы сняли на одну ночь.
  Когда же рубашку расстегиваешь мне ты, я, запрокинув голову вверх, смотрю, как с потолка осыпается штукатурка. Видимо, наши "соседи этажом выше" тоже решили заняться любовь.
  Мы не одни такие.
  Хочется блевать.

  Когда ты меня трахаешь, я стараюсь не думать вообще.
  Шепчу тебе в ухо какой-то сладкий бред, который периодически прерывают стоны, и мне хочется блевать от этой непонятно откуда во мне взявшейся щенячьей нежности. Я говорю все то, что так долго держал внутри себя.
- Я люблю тебя, - Боже, как же я слаб.
  А ты молчишь в ответ.
  Это всего лишь секс. Секс без обязательств и расчета на какие-либо дальнейшие отношения.
  Теперь я думаю о боли. Мне невыносимо больно, и речь идет не о том, что ты вбиваешься в мой зад слишком резко, а о том, что это всего лишь на одну ночь, а потом все вновь будет так, как было до этого. Все снова встанет на свои места. Если встанет. Если вообще еще что-то будет.

  Сижу на балконе и курю. Одну за одной, одну за одной.
  Хочется блевать от такого количества никотина в легких.
  Ты практически сразу вырубился, а у меня бессоница после этого безумного секса.
  Не знаю, как я теперь буду переносить твое присутствие. Мне всегда это казалось тяжелым, а теперь... Теперь особенно.
  Мне всегда было недостаточно просто на тебя смотреть.
  Не хочу жить.
  Встаю на балконный бортик, но, подумав, тут же слезаю.
  Если прыгну здесь и сейчас - покажу свою слабость.
  Так нельзя.

- Скажите молодому человеку из номера семь, если он будет спрашивать, что его... эм... что меня срочно вызвали по работе.
  Служащий понимающе кивает:
- В такую рань-то. Не повезло Вам.
  Я выхожу, закрывая за собой дверь.
  Бред.
  Ты. Будешь. Спрашивать.
  Полный бред.
  Я не удивлюсь, если ты проснешься и не будешь помнить, кого оттрахал этой ночью.
  Смешно? Нет. Хочется блевать.

  Я так боялся, что ты проснешься от шума, что, второпях, забыл надеть куртку, оставил ее где-то в отеле, если это  заведение можно так назвать.
  На улице снег, а я иду в одной рубашке. Мне холодно? Нет. Мне всего лишь больно, а в глазах рябит от восходящего солнца.
  Рассвет.
- Ненавижу, - так, пустые мысли, произнесенные вслух, в точности так же, как и те слова о любви, что мои губы шептали несколько часов назад.
  Снежинки падают на мои волосы, рубашка мокрая от того, что они тают.

  Идя по маленькому парку, я решаю покурить. Времени у меня предостаточно, ведь сегодня выходной, а дома меня, конечно же, никто не ждет. Некому ждать.
  Нахожу свободную лавочку, сажусь, прикуриваю неизменную Marlboro от спички.
  Да, я курю Marlboro.
  Да, я уподобляюсь всем тем, кого так ненавижу.
  Я мог бы сказать, что курю их потому, что они мне нравятся, или же что-то в этом роде.
  Довольно лжи.
  Я курю их потому, что это модно.
  Я ничем не отличаюсь от остальных.
  Всего лишь один из сотни в толпе, имеющей нескончаемый поток.
  Хочется блевать.

  Поднимаю глаза и смотрю вперед.
  Блондинка со столь прозаичной внешностью сидит на коленях у какого-то парня. Она тянется к нему и они начинают целоваться.
  Не могу больше сдерживать в себе это гребаное желание.
  Они так хорошо смотрятся. Мальчик с девочкой, мне бы так.
  Отворачиваюсь и, наконец-то, даю волю подступившей к горлу тошноте.
  Меня рвет на белый снег.
  Твоя сперма и мои слезы.
  Теперь легче.

  Наконец-то придя домой, я, первым делом, иду в душ. Нужно смыть с себя остатки твоего запаха, а ни то я окончательно сойду с ума.
  До чего же забавно. Я умру, пахня тобою. "Умру", потому, что не вижу разницы между смертью и псхиатрической лечебницей.
  Те, кто находятся там, уже не живут, а, значит, они мертвы.
  Странное суждение, верно?
  Естественно.
  Это же я.

  Лишь дома я могу нормально заснуть.

  За окном уже темно и черное как смоль небо усыпано золотыми звездами.
  Похоже, я проспал больше двенадцати часов. Весь световой день. Оно и к лучшему.
  Меньше мыслей.
  Меньше порезов на корке мозга и вовсе не хочется блевать.
  Люблю эту квартиру. Пусть здесь до безумия грязно и весь пол усеян бычками от сигарет, выкуренных мною.
  Люблю.
  И тебя люблю тоже.

  Я заказал мальчика.

  Звонок в дверь. Иду, открываю.
  Он на столько сильно похож на тебя, что меня бросает в дрожь.
  Заходит, небрежным движением скидывает ботинки с ног.
  Каким бы максимальным не было сходство, это не ты.
  Это всего лишь шлюха.

  Он подходит ко мне вплотную, склоняет голову набок и лишь тогда я замечаю отличие между вами.
  Возраст.
  Судя по всему, он еще даже не достиг совершеннолетия.
  Ну и ладно.
  Я ведь тоже.
- У Вас будут какие-то особые пожелания?
- Да. Ты будешь шептать мне о любви на протяжении всего времени, что я буду тебя трахать, - хочу почувствовать то, что ты испытывал прошлой ночью.
  Хочу понять, какого это, когда ты трахаешь кого-то, на кого тебе плевать, а он шепчет, что любит.
  Мальчик кривит губки:
- Но нам нельзя любить клиента. Это самый большой для проститутки грех, - они никогда не говорят о себе "шлюхи", я заметил это уже давно.
- Тебя никто не просит влюбляться в меня. Это всего лишь на одну ночь.
- Мм, - он делает вид, что думает, но мне прекрасно известно, чего он ждет.
- Я добавлю еще один ноль к положенной сумме, естественно, - говорю это таким тоном, будто это подразумевалось с самого начала.
- Идет.
  Вот и славно.

  А он хорошо обучен. Такое ощущение, что всю жизнь только этим и занимался.
  Человек - дитя секса.
  Шлюха - дитя порока и разврата.
  Миром правят секс и деньги. У них есть и то и другое.
- Я люблю тебя, - к горлу вновь подступает тошнота, стоит ему лишь произнести эту фразу.
  Он такой красивый.
  Он так похож на тебя.
  Но он - не ты.
  Он - мальчик по вызову.

- Забирай свои деньги и вали отсюда, - откуда столько злости в моем голосе, откуда?
  Он послушно натягивает на себя брюки, затем рубашку, после чего берет со стола мешочек с обещанным деньгами и, надев ботинки, скрывается за дверью.
  Смотрю ему в след.

  Не давать воли слезам.
  Они уже текут, а я, по стенке, сползаю на пол.
  Теперь мне известно, что чувствовал ты.
  Отвращение.
  Жалость.
  Вот черт...

  Из крана течет горячая вода. Настолько горячая, что из нее струится пар.
  Раздеваюсь, опускаю в ванную ногу. Рефлекторно отдергиваю ее, но, затем, опускаю снова.
  Забавно. Тело чувствует тепло, а я нет.
  Мне достаточно того, что все горит изнутри.
  Ацетон прожигает мои органы.
  Я выпил залпом целую бутылку.
  Это похлеще, чем чистый спирт.
  Зато теперь я умру наверняка, даже если порезы на моих белоснежных запястьях будут недостаточно глубокими.
  Даже, если передумаю, будет уже слишком поздно что либо менять.
  Если можно перебинтовать руки, это не значит, что я сам смогу справиться с тем, что у меня внутри стремительно уничтожаются органы.
  Полностью ложусь в ванную, запрокидываю голову.
  Мне невыносимо больно.
  Беру бритву с бортика, провожу ею несколько раз по левой руке. Горизонтально. Затем проделываю то же самое и с правой рукой.
  Кровь капает маленькими каплями, но это пока что. Сейчас, ей нужно лишь понять, что она свободна, что вены ее больше не держат, и она потечет с новой силой.
  Это будет кровавый фонтан имени меня, воздвигнутый в честь тебя.
 
  Очередной приступ дикого кашля.
  Алая жидкость стекает по подбородку и растворяется в ванной.
  Такое ощущение, что ванная наполнена вовсе не водой. Чем, спросите вы. Неужели вы на столько глупы, что и не догадаетесь?
  Опускаю левую руку на пол, за бортиком. Там валяется мой телефон, а в нем есть твой номер.
  Нажимаю на кнопки. На телефон падают капли, цветом схожие с лепестками моих любимых роз и их стеблем в том месте, где об него прокалываешь руку.
- Алло, - раздается в трубке.
  "Алло," - словно эхом проносится в моей голове.
  Я пытаюсь что-то сказать, но слова не выходят наружу.
  Лишь хриплое дыхание.

  Боже, как я слаб.
  Я показал слабость, позвонив тебе и хрипло подышав в трубку перед смертью.
  Интересно, а ты понял, что это значило?
  Я не сдерживаюсь.
  Меня блюет в воду. Кровь, ацетон и, похоже, желудок.