Так не выиграть ни одну битву

Автор: Sontenn
Рейтинг: PG-13
Вид/Категория: АУ, ангст.
Пейринг: Камбей/Кюдзо
Саммари: Не выигравший ни одного сражения. Кюдзо составил  на этот счет свое мнение... Вам может показаться, что это слэш.  Нет, все стерильно. Ибо нефиг…
Предупреждения: осторожно – неканоничный Камбей.
Дискламер: Ничто канонное мне не принадлежит.

1

От общего костра тянет дымом и похлебкой. Сладковатым запахом варящегося риса. Он всегда был к нему равнодушен, но именно его положат эти убогие люди на их безымянные могилы. В награду… Словно ожили слова из заунывной деревенской песни: «К  нам пришли господа бандиты. И убили нас. Ни за что». Тихая глупая деревня скоро станет кровавой…
Зная это, он все же разломал свою прежнюю жизнь. Променял на право молча сидеть в жалкой деревеньке ожидая кивка человека, к которому как мухи на мед слетелись готовые идти за ним безумцы. Те, которым нечего терять. Самураи.
Человек, как и его имя не выходит из головы. Остается развлекаться, шлифуя звуки имени про себя: «Се-ма-да-Кам-бей»… 
Пусть будущее - лишь призрачная  надежда, но тот восседает среди нищенских хижин с поистине генеральской значимостью, и это выходит у него так естественно, что ватага их разношерстного сброда преисполняется верой в себя. Он давно не встречал таких… Как его сэнсей…
Кюдзо старательно отводит жадный взгляд, а фигура, белеющая неподалеку, все равно притягивает в сероватых сумерках словно маяк. Ни к чему щадить свое самолюбие, потому что он тоже увяз, как эти мухи… Пути назад нет.
Бродяга-самурай с городской площади не знает уныния. Без устали шутит и развлекает остальных. Это похоже на праздник у ворот кладбища.  Вот если бы  еще жалобно не бренчал расстроенный сямисен да скрипучий стариковский голос не выводил свое заунывное: «И уби-и-ли нас…»
А Камбей? Камбей снисходителен к ищущим своей гибели. Будто невзначай окидывает его испытывающим взглядом. Этот взгляд невольно пробирает до мозга костей.
Боги свидетели, с такими глазами долго не живут. С глазами усталого путника, ищущего кратчайший путь  к предкам, в Мейфу…
Прежде он неохотно верил в приметы, но теперь что-то подсказывает ему, что нелишне быть готовым ко всему. И приготовиться к этому требуется еще на земле. Ведь времени почти не осталось. Тогда к чему тратить его на пустые разговоры? Он поднимается и покидает компанию, сопровождаемый осторожными взглядами. Как обычно. Сам по себе.

2

Безымянное озерцо в зарослях хорошо подходило для уединения. Пропитанные дымом и пылью одежды упали на траву. Кюдзо удовлетворенно осмотрел зарубцевавшиеся раны на тощем теле и, неспеша погрузился в тепловатую воду. Она неизменно очищала мысли, освежала голову, утоляла незамысловатые желания.
Тихий звук сминаемой листвы разрушил уединение. Нет, его не удивить, он слишком хорошо выучил эти шаги…
Камбей молча ждет, опершись о дерево. В тени ветвей запавшие глаза похожи на провалы. Во взгляде переплелись усталость и несгибаемая воля.
Как животному не сменить шкуру, так и человеку не вытравить свое нутро. А этому зверю никогда не стать легкой добычей. Подобные ему сами выбирают себе охотников…
Тот, кто бессчетное число раз поднимал в атаки и вел других навстречу смерти, не тратит слова впустую. Не медлит без необходимости. Не торопиться напрасно.
Он стоит задумчиво не отводя  взгляд, пока Кюдзо выходит на берег. Тот пренебрежительно прищуривается. Ну что ж, пусть оценит. Сухопарое тело, испещренное шрамами, не создано для любования. Это инструмент воина.
Кажется, ничто не заставит Камбея изменить себе – он как всегда образец учтивости во всем. Подойдя, набросил на мокрую спину отрез ткани, легко провел ладонями вдоль плеч. Неожиданная услуга без тени смущения…
Тело каменеет. 
Кюдзо недоумевает под натиском вежливых ладоней. К чему лишние прикосновения? Они нарушают привычную слаженность мыслей:
–Убиваешь время рядом с тем, кто мечтает убить тебя?
Впустую. Его противник не из тех, кого смутит атака в лоб. Ровный голос Камбея играет зыбкими интонациями, как вода бликами на глади озера:
– Ты считаешь,  это лишнее?
С небрежным видом стремясь невзначай смахнуть назойливые ладони, Кюдзо пожимает плечами:
– Мне безразлично.
Полуправда еще не ложь, умело скрытая слабость еще не промах… Он нарочно невозмутимо стоит к нему спиной. Вежливые руки мгновенно тяжелеют, становятся грузом, сжимают плечи. Учтивости как не бывало. Это железные, годами тренированные руки, которым ничего не стоит причинить боль. Вот так, безыскусно армейские утверждают главенство?…
Голос негромок, но в тишине леса слова звучат не хуже набата:
– Я хочу лишь изучить своего противника. Но, быть может, для тебя это непомерная цена? За мою жизнь?
Смешно думать, будто он так глуп, что поскользнется на одном и том же дважды. Он уже слышал подобное: «Я влюбился… в твое мастерство». Камбей из тех, кто превращает в оружие даже слова.
Или прикосновения…
Чужая ладонь, будто стекая, движется вдоль позвоночника. Это уже не властная хватка, а наглая неприличность.
Игра в непробиваемое спокойствие переходит за грань дозволенного. Теперь Кюдзо кажется, что до этого он не слышал ничего извращеннее, чем это безобидное слово «изучить». Оказалось, что для того чтобы призвать из бездны чужих демонов требуется ничтожно мало…
– Почему?
– Это твой выбор - идти за мной. Это ты решил, что тебе нужна моя жизнь. Я не против. Но хочу нечто взамен. В сравнении с жизнью - мелочь…
Ответ застает врасплох, как лезвие, внезапно оказавшееся у горла. Кровь приливает к голове. Колет небрежность, с которой произносятся его неосторожные слова. Он думал, что ослеплен предвкушением грядущих перемен, а оказался просто слеп…
Нет, он не попытается сломать шею Семаде. Цена поднялась. Но договор все еще в силе. Пути назад нет.
Подчиняться таким способом отвратительно. Но, не более, чем остальные грязные вещи, которые ему доводилось совершать в своей жизни. Он самурай… Сенсей обучил его стойко принимать уроки. Он знает, как наступить себе на горло во имя цели. Он получит поединок.
Похоже, его судьба вращается по замкнутому кругу. Справедливый обмен? Нет,  горький вкус … Плата…

3

Камбей не торопится снять одежду, лишь неторопливо стягивает перчатки. Напряжение натянулось между ними как струна. Белые перчатки, словно смятые птичьи крылья, падают на землю …
Взгляд приковывают к себе кисти рук, на которых наколоты незамысловатые звезды. На кистях рук его учителя татуировка была куда изощреннее – многоцветный дракон, кусающий собственный хвост. Дракон и звезды… Ничего общего. Почему тогда при взгляде на руки Камбея к нему неприменно приходят мысли об учителе?
Он отрывается от разглядывания звезд и хмуро смотрит в глаза напротив. Вспоминать учителя всегда было для него дурной приметой.
Камбей не двигается, словно прощупывая глазами. Это странный пристальный взгляд, так непохожий на то уверенное будничное выражение, с которым он берется за рукоять своего меча. Ищет приметы? Растягивает удовольствие от его унижения?
На смену угрюмому ожиданию поднимается глухая ярость. Она затапливает все его существо настолько, что Кюдзо опасается потерять контроль. Он злобно срывает с плеч и отшвыривает тряпицу:
- Что, ждешь особого приглашения?
Глаза Камбея вспыхивают в ответ. Он получил ожидаемое – бессильную злость, граничащую с отчаянием. Явные, чувства, словно кровь из артерии. Промах…
Руки со звездами на них властно ложатся на плечи. Они диктуют правила. Кюдзо сосредоточенно собирает волю в кулак. Сейчас нужно будет опуститься на землю, встать на колени… Отрешиться. Сделать все правильно, лишь бы не дать ему то, чего он от него ждет.
Ведь смешно думать, что Камбея прельстило это худосочное изрытое шрамами тело. С такими глазами пытаются вывернуть наизнанку не плоть, а душу. Камбей вскроет его как жестянку, чтобы добыть главное блюдо. Он принудит оболочку,  внутри  которой его существо еще трепыхается, сопротивляясь до последнего. Согласно ожиданиям Камбея.
Камбей проводит кончиками пальцев по безволосой груди и наблюдает. Не торопиться сделать ничего из того, что ожидает от него Кюдзо.  Надругательства. Боли…
Но в его взгляде угадывается что-то звериное, оно затаилось в засаде и ожидает удобного момента для прыжка. Рука, расчерченная звездой, протягивается к шее. Кюдзо не шевелясь, дает ей лечь на горло. Ладонь зачарованно поглаживает кожу, но в глазах лед.
Во взгляде Кюдзо стынет затравленное выражение, словно ему на шею посадили ядовитого паука или гадюку. Предчувствие не обманывает – пальцы резко сжимаются. Рассчитанным движением, причиняя ощутимую боль. Так, что Кюдзо с хрипом пытается втянуть воздух. Камбей жестко усмехается и отпускает.
- Я узнал все, что хотел…
В голосе - снисходительность, на лице - бессменная маска приличия.
- Первая ошибка. Доверять кому бы то ни было свое горло. Подставить зад и глотку – это разное…
Слова звучат, словно пощечина. Только гораздо больнее и унизительнее. Сэнсей был щедр на подобное. И вот он мертв... Бледное как смерть лицо вспыхивает пятнами. Унижение тонет в ярости, ярость пенится в приливах унижения. Кюдзо как никогда готов убить.
- Второе… Не торопись заплатить любую цену. Это погубило многих, запомни это...
Подобрав перчатки, Камбей оборачивается. В его словах нет ни насмешки ни жалости:
- И еще. Мертвые должны оставаться в могилах. Сотри из взгляда тень своего учителя.

4

Уже одевшись, и навешивая перевязь с катанами, Кюдзо задумчиво смотрит в ту сторону, куда только что скрылся Семада.
Не выигравший ни одного сражения… Уголок рта Кюдзо кривится в слабой презрительной усмешке. Не удивительно…
Он убедился: сэнсэи у которых на дне глаз ледяная пустыня, а на острие меча  - деления весов, одинаковы.
Нет сомнения, Камбей, точь в точь как его учитель, постиг искусство уничтожения до тла. Не признавая слабостей, они оба из тех, кто идут к цели, не щадя ни друзей ни врагов. Их цели облачены в благородство… Только кому на мертвых, выжженных ими просторах, вспоминать эту доблесть?
Они – самураи, но у каждого свой путь. Ему не нужны эфемерные истины. Ему нужен поединок. Искусство, музыка стали бьющейся о сталь. Это единственное, что, не кривя душой, сумел бы подарить ему Семада Камбей…
Нет, он - такой же сеятель и жнец своих ошибок, никому не судья. Он выполнит свою часть договора, Камбей – свою.
В их призвании - их проклятие. На этих жерновах одной смертью больше, одной меньше - не важно.
Наступит час, и судьба одинаково всех настигнет. Тогда, подобно многим другим, их души будут отданы в Мейфу. Без разбора. Ни за что.