Шимада Камбей был в ярости. Его войска проигрывали сражение за сражением, отступая все дальше на север, и достигли уже крепости Ши, северного форпоста. Камбей мерил комнату беспокойными шагами. Все складывалось хуже некуда: ни один из отправленных на юг разведчиков не вернулся, близилась зима, к тому же ему в очередной раз прислали новобранцев. Это называлось у них подкреплением! Шимада глухо зарычал. Несколько более-менее опытных воинов и пара десятков мальчишек. Он резко остановился. Продолжать накручивать себя не имело смысла.
    Камбей вышел из комнаты. Коридоры были пусты. Стараясь дышать глубоко и избавиться от бессмысленной ярости, Камбей спустился вниз. Здесь собрались почти все свободные от дежурств самураи. Они стояли плотным кольцом, наблюдая за дерущимися внутри круга. Сегодня они казались оживленнее обычного. Камбей подошел ближе. Один из старых бойцов сражался с прибывшим вчера вечером новичком – хрупким мальчиком лет 16, которому, похоже, так и не смогли подобрать форму по размеру - она была ему явно велика. Камбей поморщился. Скоро новорожденных присылать начнут.
    Но, несмотря на хрупкое сложение, юный самурай дрался хорошо. Даже очень хорошо, признал Камбей. Котоби не продержался и 5 минут. Самураи зашумели, приветствуя победителя. Следующим против него вышел Харука, опытный воин, хотя и не лучший. Камбей внимательно наблюдал за боем. К его удивлению новичок оказался сильным и невероятно ловким. С грацией кошки он скользил вокруг врага, не прекращая яростной атаки. Он сражался двумя катанами одной длины. Довольно необычно, если учесть, что самураи предпочитали драться длинным и коротким мечами в паре.
    Несколько обманных движений, выпад, и вот Харука обезоружен. Юный самурай опустил катаны и отвернулся от противника. Теперь Камбей видел его лицо, выражавшее скуку и презрение. Оглядев собравшихся, юноша убрал катаны в ножны, висевшие у пояса.
- Это все, на что вы способны? – бросил он в толпу. Самураи замерли. Они уже успели оценить мастерство юного воина и колебались.
- Как тебя зовут? - спокойный голос Камбея разорвал тишину. Люди расступились, давая ему возможность пройти.
- Кьюзо, - самурай вскинул голову.
- Кьюзо и все? – уточнил Камбей, намекая, что неплохо бы назвать и фамилию.
- Кьюзо, - с вызовом подчеркнул юноша.
- Сирота?
    Кьюзо не ответил, лишь упрямо поджал губы. Значит, нет. Что ж, третий сын знатного рода, которому достало гордости не прикрываться известной фамилией. Уже неплохо, подумал Камбей.
- Сколько тебе лет?
    Кьюзо молчал. Камбей подошел ближе и скрестил руки на груди, насмешливо глядя на юного воина. Тот продолжал молчать, лицо его медленно заливала краска гнева, глаза яростно сверкали. Вкупе с лохматой шапкой пушистых светлых волос это выглядело довольно забавно.
- Мне 23 года, и если кто-то решит выразить сомнение в этом, он встретится с моими мечами! – прошипел Кьюзо.
    Камбей усмехнулся. Сейчас, находясь на расстоянии вытянутой руки от Кьюзо, он видел, что тот действительно старше, чем казался из-за изящного сложения и миловидного лица. К тому же у Кьюзо был совсем не детский голос: удивительно глубокий, но при этом бархатисто-мягкий. «Женщины будут сходить по тебе с ума, - подумал Камбей. - Если сумеешь выжить, конечно».
- Что ж, отлично, - он отступил на шаг, - тогда – к бою!
    Камбей едва успел выхватить свой меч, чтобы отразить атаку молниеносно кинувшегося на него противника. Однако уже спустя несколько секунд Кьюзо лежал на земле, а в шею ему упиралась камбеевская катана. Шимада был опытным бойцом.
    Не желая сдаваться, Кьюзо вновь бросился в атаку. И вновь проиграл. На лице его последовательно отразились удивление, негодование, ярость. Красные глаза полыхали ненавистью.
- Излишняя самоуверенность будет стоить тебе жизни в сражении, - Камбей убрал катану от горла Кьюзо и отступил, бесстрастный и холодный, – Ты раньше не проигрывал, да? Что ж, привыкай. Может быть, где-то когда-то ты и был лучшим, здесь это не так.
    Камбей развернулся и ушел. Ему еще надо было проверить, как продвигается ремонт истребителей.
    Кьюзо вложил катаны в ножны. Мрачно посмотрел на самураев и молча направился к веранде, тянувшейся вдоль всего первого этажа. Многочисленные двери вели с веранды в комнаты солдат.
    Усевшись на деревянный настил, Кьюзо принялся методично точить катаны. На все попытки заговорить с ним самурай отвечал хмурым молчанием. Его быстро оставили в покое, справедливо решив, что этот молодой воин не страдает излишней общительностью.
    До самого ужина Кьюзо просидел на веранде. Вновь и вновь он мысленно возвращался к событиям минувшего дня. «может быть, где-то ты был лучшим…». Не где-то! Он лучший, и он знал это. То, что этот человек победил его, еще ничего не значит. Он просто использует какие-то незнакомые ему приемы, у него слишком хорошая реакция, он слишком хорошо владеет мечом и он… Сплошные слишком! Кьюзо нахмурился. Он еще не встречал такого искусного противника. Это злило. Он должен был победить его.
    С этой мыслью Кьюзо отправился ужинать. Погруженный в размышления, он не следил за дорогой и в результате врезался в человека, идущего навстречу. Кьюзо вскипел. Кто, черт возьми, путается у него под ногами! Мысль была нелогичной, ибо небольшой рост Кьюзо предполагал скорее обратное. Это взбесило его окончательно. Он вскинул голову и наткнулся на ироничный взгляд того самого самурая.
- Не привык смотреть, куда идешь? – Камбей вопросительно-насмешливо приподнял бровь.
    Кьюзо уже приготовился достойно ответить, но так и не смог ничего сказать. Он вдруг понял, что стоит слишком близко. Стоит, задрав голову и зачарованно уставившись в серые внимательные глаза. Кровь бросилась в лицо горячей волной. Странное томящее чувство зарождалось где-то в районе живота, такое знакомое и такое неуместное. Да что с ним? Пытаясь прогнать наваждение, он тряхнул головой и едва не врезался в плечо самурая, в результате потерял равновесие и, пошатнувшись, буквально упал тому на грудь.
    Мгновенно отскочив в сторону, Кьюзо постарался принять самый невозмутимый вид. Осторожно посмотрел из-под челки на самурая, готовый обнажить катаны, если тот засмеется. Но он не засмеялся, зато разглядывал его с неподдельным любопытством. Что еще хуже, решил для себя Кьюзо. Мысленно застонав, он как можно спокойнее обошел стоявшего на дороге самурая и прошествовал в сторону кухни. Ну, или ему казалось, что он действовал спокойно.
    Камбей удивленным взглядом проводил спину Кьюзо, пронесшегося мимо, как будто генерал мог его покусать. Пожал плечами и отправился по своим делам. Об этом инциденте он подумает позже.

***

    Следующие несколько дней Кьюзо пытался восстановить душевное равновесие, заметно пошатнувшееся после знакомства с Шимадой Камбеем. Соседи по комнате не преминули просветить его насчет многочисленных достоинств Великого генерала, оказавшего ему честь биться на мечах. Рассказы о его деяниях злили Кьюзо. Дни он проводил однообразно, посвящая их тренировкам. А вечерами стал сбегать из комнаты на террасу, где садился в одиночестве и точил свои катаны.
    На третий день к нему присоединился молодой мужчина, всего на несколько лет старше него. Он пришел и тихо сел рядом, не реагируя на злобные взгляды, которые Кьюзо бросал на него из-под нахмуренных бровей. Сидел и смотрел на звезды, молчал. Потом пришел снова, и на другой день тоже. Иногда говорил что-то незначительное о погоде или прошедшем дне, поглядывая на Кьюзо с легкой полуулыбкой, теплой и ненавязчивой. Ни о чем не спрашивал, не пытался завязать разговор. И Кьюзо смирился. Он ни за чтобы не признался бы, но временами ему казалось, что он даже ждет этих встреч.
    Вскоре выпал первый снег. Воздух на улице стал заметно прохладнее, по утрам, чтобы умыться приходилось разбивать лед. Нападений пока не было, но и вестей с юга тоже. Ни один разведчик так и не вернулся оттуда. Камбей ходил хмурый, рычал на подчиненных и не был доволен даже хорошо сделанной работой.
    Понедельник третьей недели в крепости начался снегопадом. Кьюзо стоял на веранде и смотрел на крупные снежинки, кружившиеся вокруг. Ветра не было, и создавалось обманчивое ощущение тепла. Тренироваться в такую погоду не хотелось, самураи выглядывали на улицу и возвращались обратно в комнаты. Кьюзо в тепло комнаты вернуться не мог – он должен был через час сменить караульного на смотровой площадке южной башни.
    Кьюзо зашел на кухню забрать завтрак и направился к башне. Легко одолел ступеньки. Уставший караульный был рад Кьюзо. Доложив, что происшествий не было и враг не замечен, он поспешил вниз, мечтая, должно быть о миске риса и теплой постели. Кьюзо остался один. Он стоял почти неподвижно и смотрел на белую от снега равнину.
    Он простоял так довольно долго, снегопад успел прекратиться, и выглянувшее солнце немилосердно истязало глаза, играя на свежевыпавшем снегу множеством ярких отражений. Кьюзо, щурясь, всматривался вдаль, когда услышал звук шагов на лестнице. Для сменщика было еще лишком рано. Кьюзо насторожился. Он обернулся к люку в полу и замер – на смотровую поднимался Камбей. Что-то промелькнуло на лице генерала, когда он заметил, кто был караульным. Но что, разглядеть Кьюзо не успел.
    Камбей определенно был не в духе. Брови его практически сходились над переносицей, губы были плотно сжаты. Темные волосы Камбей стянул в хвост, чтобы не мешали. Кьюзо пригляделся – точно, виски генерала уже тронула седина. Резкая морщина пересекала лоб.
- Может быть прекратишь уже таращиться? – зло бросил он Кьюзо, который только сейчас сообразил, что непозволительно долго разглядывал лицо военачальника.
- Виноват, - он склонил голову в знак извинения.
    Камбей поморщился. Он стоял и напряженно вглядывался в равнину. Обеспокоенный Кьюзо тоже перевел взгляд туда. Как и прежде было пусто.
- Там ничего нет, - нерешительно заметил он, озадаченный хмурым видом Камбея.
- Вижу, - Камбей перевел взгляд на Кьюзо, - вижу, что нет. А должно быть.
    Он вздохнул.
- Мы как котята слепые, все вынуждены делать на ощупь и по наитию, - в голосе Камбея послышалась злость. – Шестнадцать человек уже ушли на юг, и ни один не вернулся.
- Я был разведчиком в моем полку… - начал Кьюзо, но Камбей не дал ему договорить.
- Да, я читал характеристику. Ты хороший разведчик, так считали те, кого уже нет. Весь твой полк погиб, один ты выжил. Везучий, значит.
    Кьюзо вскинул голову, сжал кулаки, в глазах ярость боролась с болью. Но Камбей не дал перебить себя.
- Здесь не восточные земли, в которых ты служил. И время другое. Тебя раздавят и не заметят, - он наклонился и пристально посмотрел в глаза Кьюзо, - Научись уважать врага, или даже везение тебе не поможет.
    Он выпрямился и перевел взгляд на равнину. Камбей молчал, а Кьюзо не знал, что сказать. Он был хорошим разведчиком. Когда надо, он умел быть бесшумным, незаметным, словно лесной зверь. Из всех, кого он видел в этой крепости, только один мог бы быть также хорош. Сам Камбей. С его мягкостью и неуловимой быстротой движений он вполне мог оставаться невидимым для врага. Но конечно, он не мог пойти. Тогда кто?
- Пойдет мой помощник, Шичироджи, - словно угадав вопрос, сказал Камбей. Он резко повернулся и пристально посмотрел на Кьюзо, – он справится.
    Кьюзо не знал, кто такой Шичироджи и его это не сильно волновало. Если и этот самурай не вернется, генералу придется послать его. Не может же он до бесконечности отправлять людей на верную смерть. Что бы Камбей не говорил, Кьюзо был почти уверен, что тот понимает, кто в этом лагере действительно смог бы добыть информацию. Он ответил на взгляд Камбея, с вызовом глядя в глаза.
- Я видел всех самураев в крепости. Здесь нет разведчиков. Ваш помощник не вернется. Еще не поздно спасти ему жизнь и отправить меня.
    Глаза Камбея зло сузились.
- Здесь я решаю, кому что делать, - и, помолчав, добавил спокойнее, - тем более Шичироджи уже ушел. Надеюсь, не расстроен, что не удалось попрощаться?
    Кьюзо недоуменно уставился на генерала. С какой стати, черт возьми, он должен быть расстроен от того, что не попрощался с каким-то Шичироджи? Или как там его… ерунда какая-то. Он было хотел спросить Камбея, но тот уже спускался вниз. Подумав еще немного над странностями начальства, молодой самурай решил не забивать ими голову и переключил все внимание на наблюдение за долиной. Спустя некоторое время он уже забыл о последних словах Камбея.

***

    Дежурство закончилось поздно вечером. Поужинав, Кьюзо привычно устроился на веранде. К его удивлению, улыбчивый самурай не пришел в этот день. И на следующий день тоже. Кьюзо попытался убедить себя, что это к лучшему – никто больше не вторгается в его личное пространство, не мешает. И все же… чего-то не хватало. Это было странно. Озадаченный, Кьюзо отправился спать, решив подумать об этом в другой раз.
    Его разбудил грохот и рев ветра - на улице бушевала буря. До рассвета было еще далеко. Хотя если так продолжится, никакого рассвета не будет, какой в пургу свет – одна сплошная темнота, уныло подумал Кьюзо, ежась от холодных сквозняков. Он оделся и вышел пройтись в надежде согреться. Тащась по коридору, Кьюзо отчаянно зевал и стучал зубами одновременно. Жалкое должно быть зрелище, хорошо хоть все спят. Он плотнее завернулся в плащ и неожиданно услышал голоса.
- Мы не можем так рисковать, - Камбей говорил тихо и устало.
- Но ведь нельзя же просто так сидеть и ничего не делать! Он ведь не найдет дороги в такой буран, - возразил возмущенный молодой голос.
- Его поймают и подвесят на елку за один из его дурацких хвостиков, - язвительно вставил третий участник спора и закашлялся.
    Кьюзо замер, сон как рукой сняло. Они говорили о «его» самурае. Сердце учащенно забилось, он постарался не пропустить ни одного слова из разговора. О причине столь несвойственных ему волнений он подумает потом.
- Мы должны выслать отряд, может быть, еще удастся его спасти. Я сразу говорил - пропадет парень. Он летчик, а не разведчик, - ворчал четвертый находившийся в комнате.
- Он вернется. Если нет.. что ж, он умрет, выполняя свой долг, - отрезал Камбей. Больше он ничего не сказал, но спор прекратился. Вероятно, самураи знали, когда можно возражать, а когда не стоит. После непродолжительного молчания собравшиеся перешли к обсуждению надежности укреплений замка.
    Кьюзо потерянно застыл у двери. Перед мысленным взором его лукаво улыбался самурай с тремя смешными хвостиками, которого – теперь он это знал – звали Шичироджи. Внезапно дверь распахнулась. В коридоре появился Камбей и удивленно уставился на кулек из плаща, над которым торчала растрепанная светлая шевелюра. Молчание продлилось несколько секунд, за которые оба успели прийти в себя. Кьюзо ринулся в атаку. В словесную, конечно.
- Так вот значит как, господин Камбей, - прошипел он, - чужая жизнь по вашему ничего не стоит?
- Что ты здесь делаешь?
- Я проходил мимо… - Кьюзо смутился, осознав, что его застали фактически подслушивающим под дверью.
- Проходил мимо? – голос Камбея был опасно спокоен. – В три часа ночи ты проходил мимо и случайно встал тут постоять? И случайно слушал, что говорилось на военном совете? – последнюю фразу он практически прорычал.
    Кьюзо в замешательстве опустил глаза. Конечно, его поступку не было оправдания, но сейчас там, в снегу замерзает человек, который ему не безразличен. Он еще может пойти за ним, возможно, тот еще жив… Кьюзо упрямо вскинул голову и посмотрел на Камбея.
- Я готов к любому наказанию, только позвольте мне сначала выйти навстречу Шичироджи, если он заблудился в буране, я помогу ему вернуться, - произнесенное первый раз имя далось с трудом. Кто бы мог подумать, как много может значить имя, когда оно не просто звук. Сердце Кьюзо забилось быстрее. Он нашел друга? Действительно ли это так? Но думать об этом времени не было.
    Кьюзо всматривался в лицо Камбея. Там была ярость и что-то еще, чего он не мог понять. Камбей резко развернулся и шагнул в комнату. Через несколько секунд советники стали выходить оттуда, бросая на Кьюзо сочувственные взгляды. Когда последний из них скрылся за поворотом коридора, Камбей позвал его, и Кьюзо нерешительно вошел.
- Камбей-сама, нужно торопиться…
    Камбей не дал ему договорить.
- Никто никуда не пойдет, - он стоял посреди комнаты со скрещенными на груди руками и спокойным лицом. Голос его звучал безразлично.
    Кьюзо замер. Мысли его метались в поисках выхода. Как ему убедить Камбея? Он родился в северных краях, он знал, как выжить в буране. Знал ли это Шичироджи? Наверное нет. Кьюзо хотелось завыть от безысходности.
    Камбей подошел к нему совсем близко, он все еще был взбешен. Сильные пальцы сжали подбородок Кьюзо, заставляя поднять голову.
- Ты должен хорошо запомнить: здесь я главный, - Камбей говорил тихо, глаза его горели внутренним огнем, прочно удерживая взгляд юного подчиненного.
   К своему ужасу Кьюзо почувствовал, что поддается железной воле этого человека. Желание спорить таяло. Он дернулся, вырываясь из железной хватки Камбея, и отступил на шаг. Он не собирался сдаваться.
- Прикажите мне пойти за ним. Может быть, еще не поздно.
Камбей шагнул вперед. Кьюзо продолжал отступать, пока не почувствовал, что уперся спиной в стену. Он запаниковал.
- Боишься? – ухмыльнулся Камбей, сокращая разделявшее их и без того небольшое расстояние.
- Я ничего не боюсь, - получилось не слишком правдоподобно.
Кьюзо чувствовал, что дрожит, и уже не от холода. Наоборот, теперь ему было жарко. Он потянул застежку, надеясь ослабить давивший на горло плащ, но, кажется, перестарался, и тяжелая шерстяная материя сползла на пол. Камбей хмыкнул и ликвидировал остававшееся между ними расстояние.
Кьюзо чувствовал себя все более неуютно. Сильные бедра генерала буквально вжимали его в стену. Кончиками пальцев Камбей погладил шею Кьюзо, наклонился к уху, сдувая с него светлые волосы.
- Что ты искал здесь среди ночи? Зачем подслушивал под дверью? – от горячего шепота по телу Кьюзо побежали мурашки. Он замер, чувствуя нарастающее возбуждение, и это показалось невероятным и омерзительным одновременно. Он, конечно, не был невинен. Но… ему нравились женщины. Камбей же определенно не был женщиной, он даже никак не был похож на женщину. Что за дурацкие мысли! Кьюзо понял, что краснеет.
    Он уперся руками в жесткую грудь мужчины, намереваясь оттолкнуть его. Но это оказалось не так-то просто. Камбей был крупнее и заметно сильнее, и он не собирался так легко отпускать добычу. Он подался всем телом вперед, ломая сопротивление Кьюзо.
- Ты же не думал, что сможешь безнаказанно шпионить здесь? – угрожающе шептал он прямо в ухо Кьюзо, - тебе лучше все рассказать.
    Кьюзо попытался ответить, но был так основательно прижат к стене и Камбею, что даже не смог как следует вздохнуть. Поняв, что едва не задушил допрашиваемого, Камбей отстранился. Он пристально вглядывался в раскрасневшееся лицо блондина, в его сверкающие возмущением глаза.
- Что вы себе позволяете? – наконец-то, Кьюзо удалось оттолкнуть Камбея. Он все еще стоял у стены, тяжело дыша и пытаясь совладать с охватившей его яростью, которую только разжигало смутное желание вернуть большого теплого Камбея обратно.
Последнее доконало несчастного Кьюзо. Он сжал кулаки, готовый кинуться на генерала и хотя бы двинуть ему в нос. Бррр.. он думает как какой-нибудь крестьянин. Кьюзо постарался успокоиться. В конце концов, ничего страшного пока не произошло… если не считать того, что минуту назад он возбуждался от прикосновений другого мужчины… какое там… он все еще был возбужден… мерзость.
- Я не шпионил. Меня разбудила гроза, - он искренне надеялся, что Камбей ничего не заметил. Хотя, наверное, трудно не заметить упирающийся в бедро член. Кажется, краснеть больше уже некуда…
    Что ж, эту мысль он тоже подумает позже. Однако, материал для размышлений "позже" подбирался солидный.
    Но Камбей не собирался так просто забыть о подозрительном появлении Кьюзо.
- И как гроза объясняет, почему ты подслушивал под дверью?
    Кьюзо напрягся.
- Я не подслушивал, я случайно здесь оказался. Просто вышел походить, потому что… - он запнулся. Камбей ждал ответа, внимательно глядя ему в глаза. Понимая, что лучше уж признаться в слабости, чем оказаться подозреваемым в шпионаже, Кьюзо собрался с силами и закончил, - я замерз.
    Камбей изобразил недоверие, хотя смущенно-злой взгляд Кьюзо не оставлял сомнений – он говорил правду.
- А потом я услышал, что вы говорите о Шичироджи. Но я не собирался подслушивать! И я не шпион!
    Задумчиво потирая подбородок, Камбей отошел на середину комнаты и сел, скрестив ноги. Рядом кучей лежали наспех скатанные карты. Кьюзо, не зная как должен поступить, остался у стены.
- Там буран, - усталый голос Камбея звучал спокойно, - даже если Шичироджи удалось уйти живым из неприятельского лагеря, и он еще не умер, тебе его не найти.
    Кьюзо понимал, что генерал прав. Он мог выжить в любую метель, но отыскать в ней другого человека шансов почти не было. Кьюзо молчал, опустив голову и спрятав лицо за завесой волос. Камбей разглядывал самурая. Такой хрупкий и изящный, кажется совсем юным и беззащитным.
    Удивленный наступившей тишиной, Кьюзо поднял голову. Задерживать его здесь больше не имело смысла. Камбей вздохнул, ему оставалось только надеяться, что мальчишка не сглупит и не отправится умирать.
- Ты можешь идти, - сказал он. И добавил не без иронии, когда Кьюзо, подобрав плащ, уже готов был открыть дверь, - надеюсь, ты согрелся.
    Судя по тому, как внезапно заалели щеки Кьюзо, сарказм достиг цели. Камбей усмехнулся, провожая взглядом сбегавшего самурая. О том, что сам едва справился с охватившим его желанием, Камбей предпочел не думать. И о том, что никогда не прибегал к таким методам при допросе, тоже.
    Просто у него давно не было секса. Найдя это оправдание приемлемым, генерал вернулся к картам.

***

    Рано утром в комнате Камбея появился запыхавшийся караульный.
- Шичироджи, там… у ворот, - только и смог выговорить он.
    Наспех одевшись, Камбей выскочил во двор, где уже собрались самураи: некоторые возвращались из караула, кто-то шел им на смену. Они окружали лежащее на снегу нечто, которое, вероятно, должно было быть человеком. Но это не было человеком. Кровавое месиво, которое обнаружил, подойдя ближе, Камбей, не могло быть Шичироджи. Он заскрипел зубами. Это не мог быть лейтенант, нет…
    Камбей наклонился над раненым. Снег вокруг был красным от крови, спекшаяся же кровь покрывала лицо и голову, одежда изодрана, отовсюду торчала рваная или обожженная плоть. Одной руки не было. Камбей едва удержался, чтобы не застонать. Осторожно коснулся шеи, проверяя, есть ли пульс. Пульс был, но невероятно слабый.
- В лазарет. И осторожно, - приказы были отданы ровным голосом. И никто не знал, каких усилий ему это стоило. Шичироджи бы понял… он всегда все понимал.
    Камбей прикрыл глаза, внезапно заслезившиеся от слишком яркого света. Хотелось выть, ругаться, кричать… но он лишь молча стоял, запечатлевая в памяти увиденное. В мельчайших подробностях. Это его вина…
    Шичироджи унесли, солдаты расходились по своим делам. Камбей медленно пошел в сторону левого крыла, где находились комнаты, отведенные под госпиталь. Торопиться не было смысла, в любом случае сейчас Шичироджи не способен говорить. Позже, когда медики напичкают его всякой дрянью… позже, если не умрет. Думать так не хотелось. Все-таки Шичироджи выжил, вернулся. Камбей с самого начала знал, что тот справится с заданием, он лучше всех здесь знал, на что способен улыбчивый лейтенант со смешными хвостиками и стальным стержнем внутри. Но он никак не думал, что цена будет так высока. Выживет ли Шичироджи…
    Камбей вошел в госпитальное крыло. Вокруг носились медики с тазиками, окровавленными тряпками, какими-то инструментами: приносили, уносили, меняли воду, бинты. Он остановился в коридоре недалеко от входа в комнату, где лежал Шичироджи. То, что от него осталось… Подошел врач, сообщил, что состояние не критическое и угрозы жизни нет, удалось остановить кровь, большинство ран оказались поверхностными и выглядели хуже, чем были на самом деле.
- Он пробудет под действием снотворного шесть часов, после этого сможете поговорить с ним, - голос врача звучал спокойно.
    Камбей кивнул, подумав, каково это - вместо битв посвящать себя штопанью чужих ран. Ну и работка… Он скривился, чего отошедший доктор, к счастью, уже не увидел.
    Камбей продолжал стоять, прислонившись к стене и отсутствующим взглядом следя за работой медиков. Шесть часов. Ему нужно было пойти и выспаться, потому что в ближайшее время у него, возможно, не будет времени на сон. В зависимости от того, что удалось узнать Шичироджи. Он вздохнул. И в этот момент заметил хрупкую фигуру. Кьюзо не видел его, он смотрел вглубь комнаты. К тому же в коридоре царил полумрак, а Камбей стоял вне квадрата яркого света, падающего из открытой двери.
    Прошло несколько минут, а Кьюзо так и не пошевелился. Камбей тихо подошел и положил руки ему на плечи, развернул к себе. Широко открытые глаза с красной радужкой бессмысленно уставились на него. Поняв, что говорить сейчас бесполезно, Камбей просто крепко обхватил Кьюзо одной рукой и потащил за собой - от кошмаров госпиталя.
    "Ты же был в боях, ты видел смерть. Единственный выживший из целого подразделения. Что же здесь так сильно потрясло тебя? Что значит для тебя Шичироджи?".
    Поднявшись на второй этаж, он повернул направо и устремился по коридору к своей двери. В комнате он усадил все еще пребывающего в состоянии шока Кьюзо на расстеленную циновку и опустился радом.
- Кьюзо, - он встряхнул самурая и, не добившись реакции, рявкнул, - Кьюзо!
    Ему пришлось основательно потрясти молодого человека, прежде чем взгляд вишневых глаз стал более-менее осмысленным.
- Я видел его… - голос Кьюзо срывался.
- Я знаю. Он будет жить, врач сказал, все будет в порядке, - Камбей постарался говорить как можно спокойнее и убедительнее.
    Кьюзо сощурил яростно сверкнувшие глаза.
- В порядке! – все еще хрипло, с надрывом, - да его как будто звери терзали! Что они с ним делали…, - внезапно ярость ушла, уступив место тихой боли.
    Кьюзо закрыл глаза, дышал он тяжело, вздрагивая всем телом. Наверное, это был первый раз в его жизни, когда он обратил внимание на другого человека, на его страдания.
    Камбей молча сидел рядом, когда почувствовал легкое прикосновение к плечу. Повернул голову и встретился с потерянным взглядом Кьюзо. Юный самурай выглядел взбудораженным и растерявшимся одновременно. Растрепанные волосы падали на лицо, глаза лихорадочно блестели.
- Я хочу отомстить.
    Камбей вздохнул. Он тоже хотел отомстить. Кьюзо даже представить себе не мог, как он этого хотел.
    Не совсем осознавая, что делает, Камбей обхватил Кьюзо за плечи и притянул к себе. Светловолосая голова уткнулась ему в грудь.
    Они просидели так некоторое время. Мысли Камбея текли неторопливо, унося его в розовые от цвета сакуры сады столицы, где много лет назад он познакомился с забавным юношей, почти мальчиком, увлекавшимся самолетами и сооружавшим на голове странную прическу из трех торчащих в разные стороны хвостов. Как много лет прошло с тех пор. Столица была разрушена. Теперь оба наследника, братья-близнецы, развязавшие войну, жили в военных кораблях. Огромных летающих машинах, созданных для уничтожения всего живого. И никаких садов…
    Кьюзо зашевелился в его объятиях, и Камбей тут же разжал кольцо рук, позволяя ему отстраниться. И замер, почувствовав, что Кьюзо не только не отстранился, но потянулся вверх и коснулся губами его шеи. Легкое касание, даже не поцелуй. Потом еще раз, и еще… Как крылья бабочки, невесомая цепочка протянулась от ключицы к уху и исчезла, оставив горящий словно ожог след. Дышать стало трудно. Кьюзо остановился, будто не зная, куда направиться дальше. Осторожно потыкался языком в ухо, потом лизнул. Камбей глухо застонал.
    Еще немного, и он потеряет контроль. Эта мысль отрезвила. Он резко отстранился и встал. Сделал несколько шагов по комнате и остановился, стараясь не глядеть на растерявшегося Кьюзо, трогательно хлопающего длинными ресницами. Но замешательство юного самурая длилось не более нескольких секунд. Он, надменно вскинув голову, кошачьим движением поднялся на ноги.
- Что, я недостаточно хорош для великого генерала? – презрительно бросил он, по-звериному щуря глаза.
- Я не сплю с подчиненными, - спокойно ответил Камбей. На лице его не отражалось никаких эмоций. Выработанный годами железный самоконтроль не подвел.
    Кьюзо вздрогнул. Не говоря не слова, он развернулся и вылетел из комнаты.

***

    Спокойная жизнь в Ши закончилась этим же вечером. Сначала в крепость с севера прибыл гонец из главного штаба, сообщив, что потрепанные подразделения армии, разбросанные на оставшейся у них территории, должны объединиться вокруг Ши. Их ждали примерно через неделю.
    Потом очнувшийся Шичироджи рассказал Камбею о планах и диспозиции неприятеля, который тоже стягивал в этот район все силы. Причем силы превосходящие, насколько удалось узнать Шичироджи. Надо было срочно усиливать оборону и одновременно готовиться к приему дополнительных подразделений. Увеличили количество наблюдателей на вышках, освобождали все возможные помещения в крепости.
    Кьюзо почти все время проводил в карауле, спал по четыре или, если удавалось, по шесть часов. Самураи были благодарны, когда он вызывался на дополнительное дежурство, ибо не много находилось желающих мерзнуть на пронизывающем ветру, вглядываясь в заснеженные поля на юге или обледеневшие холмы на севере. Кьюзо же, в свою очередь, категорически не собирался участвовать в разборах комнат, заваленных пыльным хламом.
    Крепость была одной из самых больших на севере. Массивное четырехэтажное здание ее могло вместить едва ли не половину всей армии. Точнее, того, что от нее сейчас осталось. Кроме мехов, конечно. Им в любом случае придется расположиться в холмах.
    Первые подразделения с востока прибывали на шестой день. Суматоха в крепости к этому времени почти улеглась, помещения подготовили. Через несколько часов транспортные корабли должны были появиться на горизонте.
    Кьюзо последний раз окинул взглядом пустые замерзшие поля, переходящие в невысокий, покрытый белым инеем лес, кивнул сменщику и спустился с вышки. Утренний воздух был холодным и чистым. Несмотря на проведенную в карауле ночь, спать не хотелось. Как не хотелось вот уже неделю. Он почти привык не ощущать потребности во сне и, лишь падая на служившую постелью циновку, проваливаться в темноту на несколько часов. Расплатой за постоянное нервное напряжение служило растущее чувство измотанности.
    Утро было ясным. В такое утро война казалась чем-то далеким и нереальным, и только бойкий щебет маленьких птичек с желтоватой грудкой, собирающих крошки на снегу у кухни, казался настоящим. Стряхнув наваждение, Кьюзо зашел за своей порцией риса и направился через засыпанный хрустящим снегом двор к левому крылу.
    Вот уже почти неделю он приходил сюда каждый раз, как появлялась возможность. Неслышно скользнув в палату, чтобы не разбудить спящего Шичироджи, он устроился на полу у постели раненого, прислонившись спиной к стене, и не спеша развернул завтрак.
    Как бы тихо не двигался Кьюзо, присутствие его не осталось незамеченным. Должно быть, Шичироджи не спал - это часто бывало, когда боль его становилась сильнее лекарств. Тогда он просто закрывал глаза и молча сражался с невидимым противником, терзавшим тело. И особенно руку, причинявшую самые тяжелые страдания: живая плоть трудно срасталась с железным протезом.
   Почувствовав на себе взгляд, Кьюзо перестал задумчиво жевать и покосился на постель. Шичироджи смотрел на него с теплой полуулыбкой. В синих глазах его плескалась боль, но лицо было спокойно. Кьюзо молчал. Это был их ритуал – каждый день Кьюзо приходил и молча усаживался возле раненого, иногда поглядывая на него из-за завесы волос.
    Шичироджи говорить было трудно и не хотелось. Он смотрел на измученного бесконечными дежурствами самурая, на спутанные его волосы, поначалу всегда поблескивающие капельками растаявшего инея, на темные круги под глазами. Его молчаливый страж, в присутствии которого было спокойно и уютно. И даже боль как будто отступала.
    Но сегодня особенно усталый вид гостя заставил Шичироджи разорвать привычный кокон тишины.
- Кьюзо?...
    Тот повернул голову, посмотрел внимательно и выжидающе.
- Тебе нужно больше отдыхать, - голос Шичироджи звучал еще очень слабо.
    Кьюзо слегка поморщился, словно отмахиваясь от непрошенной заботы. Шичироджи вздохнул. Он уже успел понять его скрытный характер и знал - настаивать бесполезно. В руке разгоралась на время притихшая боль.
- Если ты совсем не будешь думать о себе, скоро окажешься на соседней циновке, - попытался он пошутить и тут же охнул – так резко дернулся где-то в плече огненный комок.
- Ты не должен разговаривать, тебе нельзя, - было видно, что Кьюзо старается, чтобы голос звучал безразлично, но в глазах появилась тревога.
    Шичироджи было приятно. Он попытался улыбнуться, но получилась скорее болезненная гримаса. Кьюзо нахмурился. Он поднялся на ноги, дошел до двери, постоял и вернулся. Садиться не стал.
- Я отдыхаю здесь, с тобой, - говорил неохотно и сердито. И не понятно было, на что больше сердится: на себя или на упрямство Шичироджи.
- Садись, - тихо совсем попросил Шичироджи, - прости.
    Кьюзо сел, напряженный и злой. Несколько минут прошли в молчании. Кьюзо ничего не говорил, но и не уходил. Иногда он смотрел на Шичироджи, виновато и настороженно, но быстро отводил взгляд. Шичироджи лежал, наслаждаясь этой странной близостью. Боль утихла, и он постепенно погружался в сон.
    Проснулся он под звуки голосов. Говорили тихо, но было понятно, что спорили. Подумав, что ничего особенно плохого не совершает, Шичироджи не стал открывать глаза, притворившись спящим.
- Решил тут поселиться, Кьюзо? – слышать ехидно-злого Камбея было странно и непривычно, - Ты почти не спишь, ешь здесь, может тебя во врачебную бригаду перевести?
- Я дежурю на смотровых вышках больше остальных самураев, - яростно возражал Кьюзо, - а где я ем – это мое дело!
- Ты бы видел себя! Скоро начнутся бои, а ты, если так пойдет, катану в руках держать не сможешь. Здесь полно врачей, ты что думаешь – кроме тебя некому ему холодный компресс на лоб положить?
    Только теперь Шичироджи обратил внимание, что на лбу лежит что-то прохладное, скорее всего смоченное водой полотенце.
- У него жар, - отрезал Кьюзо, словно это все объясняло.
    Оба замолчали. Шичироджи даже смотреть не надо было, он и так прекрасно представлял, как скрестились словно острые клинки холодный серый и сверкающий красный взгляды. Да, Камбей-сама, вот и встретился тебе упрямец не хуже тебя самого. Шичироджи едва не улыбнулся. Тишина, казалось, звенела от напряжения. Не удержавшись, он чуть-чуть приоткрыл глаза и посмотрел на спорящих из-под ресниц. Камбей стоял в дверях, злой, со скрещенными на груди руками. Напротив него замер Кьюзо, напряженно прямой, ладони сжаты в кулаки. Лица его Шичироджи не видел. Они молча смотрели друг на друга. Первым, как ни странно, не выдержал Камбей. Он подошел и положил руки на плечи Кьюзо.
- Не будь идиотом, - Камбей говорил жестко и властно, не отрываясь, глядя в глаза, - тебе нужен отдых и сон.
    Кьюзо дернулся, сбрасывая руки Камбея.
- Я сам решу, что мне нужно!
- Ты не сможешь драться в таком состоянии. Считаешь, если тебя убьют, ему будет лучше? Пойди и выспись как следует, ночью ты отправишься со своим подразделением встречать идущие с запада части. Есть информация, что их будет ждать засада. Ваша задача привести их живыми. Выступаете в полночь, - закончив, Камбей развернулся и вышел.
    Шичироджи опустил веки, смотреть больше было не на что. Вскоре он почувствовал, как прохладные пальцы легко коснулись лба, нагревшееся полотенце исчезло и вернулось обратно холодным. Было тихо, но он уже привык различать неслышные движения Кьюзо по легкому колебанию воздуха. Сейчас тот скорее всего занял свое обычное место у его изголовья. Шичироджи пошевелился, изображая пробуждение, и открыл глаза. Кьюзо действительно сидел рядом, насупленный, он был похож на взъерошенного котенка рыси. Не хватало только кисточек на ушах.
- Почему ты приходишь ко мне? – Шичироджи постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно мягче.
    Кьюзо помолчал, словно решаясь на что-то.
- Ты похож на одного человека, - наконец сказал он.
    Шичироджи ждал, боясь спугнуть внезапную откровенность Кьюзо.
- На моего наставника. Он меня учил с шести лет.
- Он тоже делал прическу из трех хвостиков? – рискнул пошутить Шичироджи.
Кьюзо мотнул головой.
- Не внешне, - пояснил он. И Шичироджи понял. Он представил себе ершистого ребенка, замкнутого и упрямого, слишком маленького для своих лет и, вероятно, страдавшего от жалости родных. Должно быть, учителю было трудно с ним. Горечь в глазах Кьюзо заставила задать следующий вопрос.
- А что с ним случилось, с наставником?
Кьюзо опустил голову, скрывая лицо под завесой пушистых светлых волос.
- Я ушел, когда мне исполнилось семнадцать, - Кьюзо сидел на полу, вытянув одну ногу и руками обхватив согнутую в колене другую.
    Шичироджи не трудно было представить дальнейшую судьбу учителя. Его или прогнали за ненадобностью, или предложили сэппуку за то, что не справился с воспитанием и подвел господина, если он был самураем. Судя по тому, как хорошо Кьюзо владел мечами, второй вариант был ближе к истине.
- Почему ты ушел? – вопрос прозвучал совсем тихо, оставляя Кьюзо возможность сделать вид, что не услышал его. Но он ответил.
- Я не был нужен, - сказал спокойно и безразлично.
    Когда Кьюзо поднял голову, лицо его было непроницаемо. Слова отозвались болью в душе Шичироджи.
- Кьюзо, - позвал он. Пушистая голова повернулась в его сторону, - я благодарен тебе за то, что приходишь. Когда ты рядом, мне становится легче.
    Кьюзо настороженно вглядывался в него некоторое время, вероятно, выискивая признаки жалости. Потом кивнул и уставился в противоположную стену.
- Вечером я не приду. На западе готовят ловушку, мы пойдем встречать.
- Будь осторожен, - тихо сказал Шичироджи, - ты отличный боец, но если будешь недооценивать врага, можешь погибнуть.
- Только не говори, как Камбей, - Кьюзо скривился, - я пока не собираюсь умирать.
    Момент откровенности прошел, понял Шичироджи. Он вздохнул и закрыл глаза. Что ж, по крайней мере они разговаривали, это уже хорошо. Он чувствовал, что Кьюзо постепенно начинает доверять ему, и впервые задумался, зачем так упорно преследует этого молодого самурая. Почему его так влечет к нему? Чувство было странным. Желание защитить? Но он явно не нуждался в защите. Он был гордым и сильным духом человеком. Но очень одиноким. Да, наверное, именно это притягивало Шичироджи. Желание согреть, заполнить пустоту в душе. Это было его свойство, его дар. Камбей  называл его верной женушкой. И не за преданность – все они были преданы своему императору, а после него своему генералу. Но Шичироджи давал больше: молчаливое понимание, поддержку, заботу. Без вопросов и возражений шел он за Камбеем, никогда ни в чем не упрекая. И он знал, что генерал ценит это. Насколько тот вообще умел ценить отношение другого человека.
    Шичироджи вспомнил, как первый раз увидел Камбея еще до войны. Они встретились в саду во дворце, куда Шичироджи привел отец, прибывший к императору по делам. Была весна, и ветер кружил целые облака розовых лепестков сакуры, во множестве росшей вдоль дорожек. Совершенно одурев от обилия цветов и их запаха, юноша случайно налетел на серьезного господина в военной форме. Испугавшись, он кинулся на землю и принялся было извиняться, но этот человек не только не рассердился, но наоборот бережно поднял его на ноги. Серые глаза его смеялись, а руки были теплые и заботливые.
    Дела задержали отца Шичироджи в столице на две недели, и все это время юноша оказался предоставлен сам себе. И Камбею. Они гуляли по столице, осматривали чудесные летающие машины, беседовали и выпили, наверное, целую бочку чая. Шичироджи восхищался своим новым знакомым: красивым, сильным, с грацией хищника и колючими серебристо-серыми глазами. Часами он готов был слушать его рассказы и наставления. Он почти боготворил его и даже как-то попросил стать наставником. Камбей тогда расхохотался и заявил, что еще слишком молод, чтобы брать ученика.
    Когда спустя много лет повзрослевший Шичироджи узнал о сексуальных пристрастиях Камбея, он был искренне удивлен тем, что тот не воспользовался его юностью и неопытностью и так и не вышел за рамки общения. Как-то он даже спросил об этом самого Камбея, но в ответ получил лишь что-то невразумительное насчет лишних забот и ответственности. И конечно, не поверил. Он успел достаточно хорошо узнать Шимаду Камбея, который по натуре своей был лидером, привычным к грузу ответственности, и никогда не избегал ее. Зато он всю жизнь избегал серьезных отношений, предпочитая ни к чему не обязывающий секс и скоротечные романы. И Шичироджи сделал логический вывод – Камбей боялся привязанности, боялся настоящих чувств, которые сделали бы его зависимым от другого человека. И потому он всегда прекращал отношения, едва чувствовал, что начинает сближаться с любовником.
    Вероятно, это и стало главной причиной того, что он так и не решился проявить что-то по отношению к Шичироджи, хотя тот временами явственно чувствовал, что Камбей хочет его. Правда, самого Шичироджи мужчины никогда не привлекали. Возможно, сделай тогда Камбей первый шаг, все могло бы сложиться по-другому.
    В любом случае, сейчас это уже не имело особого значения. И к Кьюзо он определенно не испытывал сексуального влечения. Скорее он откликался на невысказанную потребность того в обретении близкого человека. Шичироджи не сомневался, что, сумей он завоевать уважение и привязанность юного самурая, наградой станет по-настоящему преданная дружба.
    Размышления Шичироджи были прерваны гулким грохотом и гомоном множества голосов во дворе. Он встревожено посмотрел на Кьюзо.
- Подкрепление, с востока, - ответил тот на невысказанный вопрос, не поворачивая головы. – Я должен идти, скоро мое дежурство. Я приду к тебе, как только смогу.
    Кьюзо легко поднялся на ноги, помедлил, потом повернулся и серьезно посмотрел на Шичироджи.
- Я вернусь.
    Сказав это, он быстрым шагом покинул комнату. Шичироджи улыбнулся, на душе было тепло. Боль улеглась, и он медленно погрузился в сон.

***

    В крепости царила суматоха. Прибывших оказалось больше, чем ожидалось. Чтобы разместить всех, самураям, и без того спавшим по шесть человек в комнате, пришлось еще потесниться.
    Кьюзо пересек двор и взобрался по лестнице на смотровую, где должен был провести очередные восемь часов. Это была западная вышка. Что ж, будет возможность изучить маршрут ночного похода.
    С западной стороны к крепости ближе всего подступал белый зимний лес с бурыми проплешинам подлеска. К горизонту он расширялся, заканчиваясь у берегов Голубого озера, которого отсюда не было видно. Должно быть, идущие к ним части уже обогнули озеро и вступили в лес, где вечером остановятся на ночевку. В принявшем сегодня восточные подразделения замке царил хаос, а размещать людей во дворе в темноте ночи было бы сложно. Поэтому было принято решение, что они подойдут к крепости утром.
    Каким-то образом об этом стало известно неприятелю, и он готовил ночное нападение на ничего не подозревающий лагерь. Задача подразделения Кьюзо – вовремя добраться до стоянки и предупредить, что перед рассветом их ждет сюрприз. Даже сильно потрепанные сражениями, эти подразделения были достаточно сильны, чтобы отразить нападение. Главное, чтобы оно не стало для них неожиданным.
    Вглядываясь в лес, Кьюзо старался как можно лучше запомнить его. Ночью идти будет трудно. А идти бесшумно и в правильном направлении еще труднее, вздохнул Кьюзо, представляя себе командира их подразделения – огромного, словно медведь, Когаро Мисяяки – грузно топающим среди заснеженных деревьев. Когаро вырос на юге. Темнокожий, с бритой налысо головой и лохматыми ручищами, он был в равной степени свиреп и глуп. Дитя пустыни, он если и видел когда-нибудь лес, то разве что бамбуковый. Кьюзо искренне надеялся, что им не придется всю ночь ходить вокруг одной и той же елки.
    День тянулся медленно. Дежурство закончилось, и Кьюзо отправился в свою комнату в надежде хоть немного поспать. К счастью, большинство самураев его подразделения благоразумно решили поступить так же.
    Их разбудили около полуночи. Сонные зевающие люди потянулись во двор.
- Не спать, Белоснежка! – рявкнул Когаро возле самого уха Кьюзо, отчего тот подскочил и едва не врезался макушкой в кривой нос командира. Поморщившись, Кьюзо встал к остальным самураям. Ухо гудело и, кажется, временно было не способно выполнять свои функции.
- Пойдем в боевом порррядке! – выкрикивал Когаро. – Всем построиться по четыре!
    Самураи недоуменно переглядывались. Кто назначил этого придурка командовать, подумал Кьюзо, вставая в очередную четверку. И почему Камбей послал ночью в лес именно их подразделение? Издевается он что ли. Они же сейчас маршем с боевой песней пойдут.
    Наконец, построение было закончено, и они пошли. Правда, без песни. Стройными рядами под покровом ночи самураи промаршировали от ворот крепости к лесу и даже вошли в него. Тоже стройными рядами. И тут возникла проблема – в лесу росли деревья, и идти дальше в боевом порядке никак не получалось. Когаро бегал по рядам, восстанавливая утраченную симметричность строя, ругаясь и врезаясь в деревья, от чего на самураев падали шапки снега.
- Ох, ну стукните же его кто-нибудь,  - раздался возле Кьюзо страдальческий шепот.
    В результате кому-то все же удалось вразумить упрямого начальника, и был отдан приказ идти друг за другом. Но тут выяснилось, что во время перестроений Когаро было безвозвратно утрачено чувство направления. В темноте деревья казались одинаковыми, а звезды на небе ровным счетом ничего ему не говорили, как бы сурово он в них ни вглядывался. Но Когаро не даром получал звания. Может, он был и не слишком умен, но пользоваться талантами подчиненных умел хорошо.
    Когаро безошибочно угадал, кто сможет вести их в лесу. С трудом подавив желание спрятаться, Кьюзо обреченно ждал продиравшегося к нему командира.
- Пойдешь впереди, Белоснежка, будешь путь указывать, а я рядом пойду, - скомандовал наконец-то добравшийся до него Когаро. И радостно оскалился. Идти вместе с ним Кьюзо совсем не улыбалось, но выбора у него не было.
- Слушаюсь, - уныло ответил он, неслышно скользнув вправо.
    Чуть в стороне от них должна быть едва заметная тропинка, которую он приметил днем с вышки. Рядом шумно пыхтел Когаро, продолжавший время от времени встречаться лбом с деревьями. Вскоре они действительно вышли на тропинку. Идти стало легче, самураи двигались быстро, стараясь оставаться незамеченными.
    Они прошли большую часть намеченного пути, когда Когаро в очередной раз зацепился за торчащую в снегу не то ветку, не то корягу и с шумным хрустом полетел в еловый подлесок. И в этот момент что-то блеснуло среди деревьев. Инстинкт заставил Кьюзо моментально укрыться за ближайшими деревьями и затаиться. Что бы это не было, оно пока не нападало. Видимо, мастерский кувырок Когаро спугнул затаившихся в засаде. Кьюзо ждал. Он не мог предупредить остальных, не выдав себя, но видел, как самураи, сориентировавшись по обстановке, выхватывают катаны и занимают наиболее удобные для боя позиции.
    Внезапно кусты зашевелились и из них вылезло нечто огромное и устрашающее, одетое в шипастую броню. И только самураи знали, что это их командир с прилипшими к нему еловыми лапами наконец-то выбрался из подлеска. Противник этого не знал и видимо решил уничтожить неизвестный вид пыхтящего механического чудовища до того, как будет обнаружен. В тусклом звездном свете мелькнули клинки нападавших, неслышно кинувшихся к Когаро. Но и командир был не новичок в этой войне. Взревев, он в несколько приемов разметал врага предусмотрительно захваченным в подлеске бревном.
- Нас атакуют! – завопил он, продолжая махать бревном, - ко мне самураи!
    Но самураям было не до того. Словно созревшая слива с деревьев на них посыпались враги. Числом они явно превосходили небольшое подразделение, к тому же их преимуществом была внезапность. Возле Кьюзо одновременно возникли сразу трое. Но они недооценили хрупкого юношу, показавшегося им легкой добычей. Несколько взмахов катан, и двое замертво легли на снег. Третий растерянно отступил, защищаясь, но тут на смену погибшим подбежали еще трое. Бой был неравный, но Кьюзо не собирался сдаваться. Не прекращая смертоносного танца мечей, он отступал в сторону подлеска, где нападать на него всем скопом враги не смогут.
    Сквозь непрекращающийся рев Когаро до них доносились отдаленные звуки битвы. Значит на лагерь напали, не дожидаясь, как планировалось, самых темных предрассветных часов. Это было плохо. Если их маленький отряд атаковали таким числом, то что же сейчас творилось в лагере? Краем глаза Кьюзо заметил мелькавшие в стороне вспышки лазеров. Нужно было возвращаться в крепость за подкреплением, пока их тут всех не перерезали.
    Ему, наконец-то, удалось достичь еловых зарослей. Он чувствовал боль в ноге и в боку, две раны, не очень серьезные, но крови терял много. Нужно было спешить. Продираясь спиной сквозь невысокий колючий подлесок и не переставая отбиваться от нападавших, которых уложил уже больше десятка, Кьюзо напряженно искал выход. Нога постепенно немела, подворачиваясь и грозя бедой в самый неподходящий момент.
    И тут выход сам нашел его – спасение явилось в виде огромной туши Когаро, который в пылу битвы, не рассчитав, слишком сильно крутанулся вместе со своим бревном, в результате потерял равновесие и полетел обратно в подлесок. Утяжеленное половиной елки тело Когаро смяло противников Кьюзо, погребая их под собой. Кьюзо остановился, пытаясь отдышаться.
- Беги в крепость, предупреди, - прорычал Когаро, поднимаясь со смягчивших падение чужих тел, - мы тут еще продержимся.
    Кьюзо кивнул и неслышно растворился в темноте леса. Но уйти далеко ему не удалось. Не отойдя от места сражения и на сотню метров, он заметил притаившегося у дерева самурая. Желая обойти его и не ввязываться в драку, Кьюзо взял правее и тут же понял, что ошибся. Прямо перед ним приземлился розово-красный шар, моментально разделившийся на две половины, которые трансформировались, выбросив головы с лазерным глазом и металлические конечности, в верхних были зажаты мечи. Кьюзо мысленно застонал. Такая потеря драгоценного времени. Но думать было некогда.
    Не дав окружить себя, он отпрыгнул назад и яростным ударом катаны срубил обе руки правому нападавшему, увернулся от лазерного луча и вонзил катану в готовившийся выпустить следующий заряд глаз. Робот дернулся, заискрил и упал. Мгновенно развернувшись, Кьюзо рубящим ударом снес голову второму, после чего подошел и проткнул опасный даже без тела глаз.
    И тут он скорее почувствовал, чем услышал нападение прятавшегося самурая. Не раздумывая, Кьюзо бросился на снег, и тут же в плечо его вошел нож. Извернувшись, Кьюзо выхватил спрятанный на груди кинжал и, не глядя, вогнал его в левый бок лежащего сверху мужчины. Тот дернулся и захрипел. Напрягшись, Кьюзо сбросил его с себя и вскочил на ноги. Нападавший был уже мертв, видимо кинжал, пробив ребра, достал таки до сердца.
    Подобрав катаны, Кьюзо поковылял к крепости. Раненную ногу сводило болью, в боку, куда пришелся удар катаны, что-то противно хлюпало, левая рука онемела и не слушалась. Боль накатывала волнами, вызывая приступы тошноты и слабости. Временами в глазах темнело, и он падал на четвереньки. Его рвало кровью, отвратительная с металлическим вкусом вязкая жидкость наполняла рот, стекала по губам на подбородок. Потом он опять поднимался и шел, падал, полз, стараясь думать только о том, что сзади остались люди, которым нужна помощь. И если в ближайшие пару часов она не придет, они все умрут.
    Лес кончился неожиданно. Впереди возвышалась громада крепости. Осталось совсем немного. Идти он уже не мог и поэтому просто полз, загребая влажный снег обмороженными пальцами. Последнее, что он помнил, - это чьи-то сильные руки, подхватившие его. И смутно знакомый голос, просивший держаться и не умирать. Сообщив обладателю теплых рук и встревоженного голоса о нападении, Кьюзо, наконец-то, позволил своему измученному болью сознанию скользнуть в блаженную темноту.

***

    Пока Кьюзо залечивал раны, начались бои. Изнывавшие от скуки самураи воспряли духом. Несмотря на численный перевес, противнику не удавалось добиться существенных преимуществ, и в крепости стали поговаривать о скорой победе. Но сражения продолжались с переменным успехом, война затягивалась, и постепенно разговоры эти сошли на нет.
    Спустя неполных четыре недели за штурвал боевого самолета вернулся Шичироджи. Он постепенно осваивался со своей новой рукой. Кьюзо его почти не видел – вылеты кораблей, боевые или разведывательные, стали ежедневными.
    Камбей пропадал на совещаниях в штабе или у наследника в боевом корабле. Иногда Кьюзо сталкивался с ним в длинных коридорах крепости. Камбей проходил мимо спокойный, сдержанно кивая, пока Кьюзо старался удержать в груди яростно стучащее сердце. Он вглядывался в холодные, цвета стали, глаза, неизменно избегавшие его пристального взгляда, и вспоминал другого Камбея, которого увидел, придя в себя после боя в лесу.
    Он очнулся тогда в больничной палате. Это он определил по запаху. Тело болело и не слушалось, словно из него выкачали всю силу. Кто-то ласково перебирал его волосы. С трудом разлепил ресницы. Что он ожидал увидеть? Собственно, ничего не ожидал. Единственный человек, который мог быть ласков к нему, лежал в одной из соседних комнат. Или не единственный? Кьюзо удивленно разглядывал погрузившегося в размышления Камбея, казалось, не замечавшего ничего вокруг.
    Рука исчезла с его головы. Не так уж значит и не замечавшего. Камбей повернулся и посмотрел на него долгим тяжелым взглядом потемневших глаз, в которых – или Кьюзо это почудилось? – плескалась болезненная нежность, разбавленная чувством вины. Одно нестерпимо долгое мгновение. Потом Камбей вновь надел маску невозмутимого генерала. Он осведомился о самочувствии Кьюзо, сообщил ему, что подкрепление успело вовремя, и ночной бой завершился их победой. Хоть и с немалыми потерями. И ушел.
    Кьюзо так никогда и не узнал, что в ту ночь Камбей сам дежурил на смотровой вышке, словно предчувствуя неладное. И первым заметил человека, из последних сил ползущего к крепости. Он принес Кьюзо в лазарет на руках. И всю ночь просидел в палате, бережно вытирая влажным полотенцем бледное лицо, из которого, казалось, ушла вся жизнь.
    А еще в ту ночь Камбей думал. Думал о том, что военачальник не может позволить себе привязанностей, не может беспокоиться об одном солдате, когда отвечает за всех. Прятал ли он страх потерять независимость под цветастым покрывалом ответственности? Эта мысль Камбею не понравилась, и он ее прогнал. К утру он принял решение. С того момента он держался от светловолосого самурая как можно дальше, и думать старался о нем как можно меньше. Становившиеся все более ожесточенными столкновения армий этому вполне способствовали.
    Пришла весна. Цвести на разоренных северных землях, правда, было нечему, но потеплевшее солнце и синее небо были полны жизни. Бои не прекращались, погибших хоронили в огромных общих могилах. Выжившие сражались, приветствуя смерть и одновременно надеясь на скорое окончание войны. В битву вступили механические самураи и огромные летающие корабли-штабы обеих сторон. Казалось, все вот-вот закончится. Но война продолжалась и продолжалась, долгие месяцы, уничтожив в итоге большую часть обеих армий. В этой войне не было победителя, оба наследника погибли.
    Где-то в кровавых битвах потеряли друг друга Кьюзо, Шичироджи и Камбей. И каждый из них считал себя единственным выжившим. Лишь много лет спустя Камбей случайно обнаружил своего верного товарища, свою "женушку", пригревшимся в шимабаре на груди прекрасной хозяйки Юкино.
    Сильный дух Шичироджи, философа и мечтателя, меньше других пострадал в результате Великого поражения. Он продолжал жить и даже веселился, но смех его теперь был с оттенком грусти. И он пошел за Камбеем, как и прежде без вопросов и возражений. Пошел, чтобы вновь пережить момент упоительного единения в бою, его сладостное опьянение. Но новая жизнь его была возле Юкино, и Камбей знал, что он вернется к ней, когда все закончится. И был рад за него.
    А потом появился Кьюзо. Одинокий, замкнутый, неубиваемый. Еще более грациозный, сексуальный и холодный. Презиравший тех, кто пытался влезть к нему в душу, опаленную войной, забравшей единственных, кто был дорог. Он посвятил себя совершенствованию боевого мастерства и постепенно стал подобен бесчувственному сверкающему клинку.
    Таким встретил его Камбей. Постаревший, опустошенный, сломленный. Искавший себя, и находивший лишь пепел былой силы и стремлений. Увидел ли он в глазах Кьюзо презрение, или придумал его, он не знал. В любом случае, он был уже не тем самоуверенным генералом, способным пробудить чувства такого, как Кьюзо. Да и Кьюзо был уже не тем, кто позволит пробудиться чувствам.
    И Камбей загнал подальше вспыхнувшую было радость и сосредоточился на долге, на новой войне. Не удержался – позвал с собой, ни на что не надеясь. И невидимая ниточка, о которой оба и не подозревали, натянулась и потащила упирающегося Кьюзо следом.
    Глядя на молчаливого телохранителя, ревниво оберегавшего жизнь Камбея, мудрый Шичироджи украдкой улыбался и втайне надеялся, что эта война, может быть, позволит двум знакомым ему одиноким душам обрести долгожданное тепло.

Конец

Watcher

Спасибо за теплые слова, очень приятно их читать.

Наверное, фанфик был бы более интересным, если бы отношения Камбея и Кьюзо все-таки сложились. Изначально я так и задумала, но в процессе написания герои мои проявили свои характеры и не захотели воспользоваться такой чудесной возможностью. К сожалению.

Спасибо за хорошие отзывы *мурчит от удовольствия*, так приятно, что понравилось - не зря значит старалась.

С Камбеем - да, пожалуй недоуделила внимания, больше сил было потрачено на Кьюзо.