Название: Рассказ о любви
Автор: Kosichko
Бета: Эния
Рейтинг: PG-13
Жанр: Экшн-ангст (?)
Категория: На самом деле - Gen
Пейринг: Камбей/Ситиродзи, Ситиродзи/Юкино, Камбей/Кюдзо (и все равно это Gen!)
Предупреждения: не спешите объявлять это яоем
Саммари: Жизнь Ситиродзи от его имени
Дисклеймер: персонажи принадлежат создателям, материальной выгоды автор не извлекает

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…
(1 Кор. 13:4-8)

      Подходил к концу очередной вечер в «Светлячке». Посетителей осталось мало, и Юкино нашла время посидеть со мной. Маленькая моя спасительница! Она даже ни слова не сказала о том, что, пока я пытался избежать кровопролития, весь внутренний дворик превратился в руины. Видела, конечно же, какой ценой мне дается не вспоминать все свои прежние навыки.
      Ну и что, что я самурай?  Война кончилась. Вместо воинской славы в почете богатство и влияние. Вместо чести самурая – умение найти место под солнцем. Вместо навыков боя… Нет, вот уж что как пользовалось уважением, так и будет пользоваться. Но только после денег и связей и непременно в сочетании с ними.
Ибо такова мирная жизнь. Пожалуй, я неплохо к ней приспособился. Уже пять лет, как я никого не убиваю и никого не провожаю в могилу. И впереди еще много таких лет здесь, в лучшем ресторане Веселого квартала Когакё, куда приходят, чтобы радоваться жизни. Где я сам обрел счастье. Я останусь здесь навсегда…
      -… поверить.
      Я уже её не слышал. Снизу на меня глядели глаза моей Смерти.
      Говорят, за миг до конца перед человеком  проносится вся его жизнь. Я прощался с жизнью дважды, но только сейчас испытал такое.

      …Наш маленький город, где я, молодой самурай без даймё, друзей и денег, играю на сямисэне и пою посреди улицы, чтобы заработать на жизнь. А потом, бывает, что и танцую – с теми, кто находит это смешным или недостойным. Конечно, не просто так, а на пару с моим яри, который сам собрал из обломков отцовской катаны. У второго и последнего сына семьи Ниядзима был хороший учитель, да и мало кто ожидает внезапного превращения посоха в копье-клевец…
      …Книги по военной истории, над которыми я просиживаю ночи напролет: старинное оружие, доспехи, фортификация. Я черчу планы нашего городка с укреплениями на манер тех, что строили в древности. Я так хочу выучиться на архитектора…
      …Летное училище. Я попал туда с вербовочного пункта, открытого для таких, как я, ронинов. Конечно, я мечтал об инженерных войсках, но, как выяснилось, не успел посадить зрение над военными энциклопедиями. Пилоты были нужны, а на инженера учиться было некогда…
      ...Штабной корабль 104-ой дивизии военно-воздушных сил, куда меня распределили после года в училище, со смешным налетом в пару сотен часов.  Выпускников тогда еще не отправляли сразу на передовую. Корабль служил тыловым командным пунктом…
      …Окружение. Дивизия попала в «котел». Прорваться не удается, свои не успевают подойти. Оборона организована вокруг ТКП, но легкие крейсера и истребители первой линии падают один за другим под огнем пушек врага, а все мехи увязли в ближнем бою и захлебываются под натиском превосходящих сил противника. Я был в рубке, когда на корабль прорвались неприятельские полумесяцы…
      …Коридор, по которому пытаются уйти к спасательном шлюпу командир корабля и последний из экипажа – лейтенант Ниядзима Ситиродзи. На мне ни царапины, кама-яри словно броня в три метра толщиной, и я пытаюсь прикрыть командира, но замах выносит его слишком далеко вперед. Скользящий удар между лопаток – но я отбрасываю нападающих, возвратным движением удваиваю их количество и подхватываю капитана. Мы еще успеваем уйти…
      …Середина коридора. Чертов полумесяц задел позвоночник, капитан не может идти. Скоро он не сможет дышать. Я укладываю его на пол – мне незачем спасаться, я приму бой – и слышу выдох: «Пульт… Самоуничтожение… В моем планшете…» Вытряхиваю планшет. Плоская коробочка с кнопками. Код?! Мучительно вслушиваюсь – в шепот умирающего и голоса врагов за поворотом. «Шесть… Один… Три… Восемь… Ноль… Девять… Семь…Семь…Семь…» Черт! Там действительно столько семерок, или он пытается позвать меня по имени?!...
      …Идиотское шифрование! Кнопки на сенсорном дисплее меняют расположение после каждого нажатия! Какой вредитель это придумал?! Шесть. Полумесяцы уже здесь, я не успеваю, не успеваю! Один. Три. Не глядя, отмахиваюсь копьем в левой руке, главное сейчас – набрать код. Восемь. Ноль. Выстрелы раздаются одновременно с ударами по моим пальцам, запястью, локтю…
      …Не чувствую боли, только равновесие держать вдруг стало труднее. Какие еще выстрелы?! Тех, что с пистолетами положили еще вечность назад. Все-таки оборачиваюсь. Медленно, меееедленно падают на пол разорванные пулями в клочья полумесяцы. Там, на полу, мои пальцы еще сжимают яри. А в дальнем конце коридора застыл в прыжке-полете, отбрасывая чуждый самураю пистолет,  офицер нашей армии. И когда время снова сорвалось на бег, я, падая, видел серые глаза, которыми смотрела на меня Жизнь…
      …Из всего полка выжил только я. Из дивизии – еще несколько мехов. Да я и сам уже на полпути к ним - плечо заканчивается платой с торчащими из нее контактами. Скоро будет готов протез, и я смогу взять кама-яри в две руки. Пока тренируюсь с катаной, которую не брал в руки с детства. Офицер, что меня спас, находит время, чтобы показать мне свою технику: он использует для боя с мечом-тати  только одну руку. В левой – ножны. Я в десантно-штурмовой бригаде генерала Симады Камбея…
      ... Сбежал из казармы и сижу на вершине холма с бутылкой саке. Рядом сямисэн, но я боюсь коснуться грифа металлическими пальцами со спрятанными в них лезвиями. Я еще не полностью контролирую новую руку. За спиной шаги, голос генерала Симады окликает меня по фамилии. Вскакиваю, чтобы отдать приветствие, и не замечаю, как пальцы левой превращают бутылку в горсть осколков. Резкий запах спиртного. Генерал на шаг ближе ко мне, чем положено по уставу. Спокойный голос: «Пьете для храбрости, лейтенант? Ваш вылет утром». Откуда он знает? На тренировках мы почти не разговаривали, а так – какое дело командиру бригады до ведомого какого-то там звена истребителей? Он смотрит мне в глаза, и я говорю не то, что думаю. То, что чувствую: «Я пережил своего командира». Генерал Симада никогда не отвечает быстро, я уже успел это заметить. Стою по стойке смирно и источаю запах саке, а он поднимает с земли сямисэн: «Сыграете, Ниядзима-доно?»…
      …Искусственные пальцы не болят от струн. Я откладываю инструмент. Мелодия еще не растаяла в воздухе, когда Симада-сан произносит: «Не нужно стыдиться того, что выжил. Впереди еще много битв. Погибнуть легче, чем вести эту войну». Стыд захлестывает меня: мой долг самурая еще не исполнен, еще многое предстоит сделать…
      …Десантно-штурмовая бригада атакует противника за линией фронта. Передовые части врага смяты, нам необходимо захватить штаб полка. На абордаж летучей крепости идут даже пилоты истребителей. Эскадрилья, где командует звеном лейтенант Ниядзима Ситиродзи, высаживается рядом со взводом авангарда, который возглавил сам генерал. Симада Камбей смертоносно прекрасен, он проходит сквозь ряды противника, как пловец уходит в воду – без брызг, и кажется, что он один может противостоять армии… Нет! Он открыт слева, ножны слишком коротки… Зато хватает длины кама-яри. Так и идем по коридору – я на шаг позади Камбея, за его левым плечом…
      …Потерь при штурме нет. Лицо генерала на мгновение озаряется изнутри, но нам еще прорываться к своим…
      …Задание выполнено. Мы вернулись с минимальными потерями. Не помню, какая это по счету успешная операция, где я прикрывал Камбея в ближнем бою, но за последний месяц – уже третья. Я пьян без всякого саке, я счастлив, что принимаю участие в этой войне. На следующий день после тренировки (теперь яри против тати, а чаще яри вместе с тати против пяти-шести противников) хватает глупости спросить: «Камбей-сама, почему же вы говорите, что не выигрываете битвы?»…
      …Вечность вглядываюсь, как Смерть заполняет глаза, которые подарили мне жизнь. «Мы воюем сами с собой. Вчера мы убивали самих себя. Мы побеждаем, а наше будущее терпит поражение. В гражданской войне проиграют все». Мое упоение обрывается, как перетянутая струна. Обреченность в его словах подавляет, я омерзителен сам себе. Камбей уходит. Я пошел бы за ним под мечи и под пули, но в свое одиночество он меня не зовет…
      …Несколько недель не разговариваю с Камбеем. В рукопашной нам не нужно слов, в войсковых операциях я получаю приказы от командира эскадрильи. Да, у меня есть дело, есть товарищи, есть мой долг и возможность его выполнить – но мысль о войне с самими собой не дает покоя. Я часто медлю раскрывать лезвия яри, и в очередной операции это стоит нам скорости продвижения. Противник успевает подвести резервы…
      …Мы сутки удерживаем летающую крепость врага. Удалось приземлиться, защищая днище, но нас атакуют со всех сторон. Орудия почти не пострадали при нашем штурме, но боеприпасы не бесконечны. У нас осталось только два десантных транспорта и один воин-Молния. Камбей организовал оборону так, что к нам не суются уже несколько часов, но нас слишком мало. Пилоты, инженеры и штурмовики плечом к плечу, мы не можем смениться на постах. Я вместе с генералом в импровизированном штабе. В голосах офицеров – не обреченность, а брезгливость: наш маневр не могли вычислить, значит, нас предали. Осталось только подороже продать свои жизни. В предчувствии последней битвы все вокруг кажется отточено-сверкающим, словно жизнь сходится к лезвию клинка. Ни малейшего страха. Из помещения для личного состава мне притащили здоровенное кото. Не умею на нем играть, но извлекаю какие-то звуки – больше для смеха, чтобы поднять настроение собравшимся в рубке. Второй день без сна, но предвкушение боя не дает чувствовать усталость, я хочу сражаться, как еще ничего никогда не хотел. Предвкушение – и одобрение в глазах Камбея, и его смех над моими шутками. Пусть мы должны жить, чтобы вести эту войну, на этот раз выхода нет. Мы умрем! Цель предельно ясна и не оставляет места для сомнений. Встречаюсь взглядом с Камбеем, и он улыбается моему восторгу…
      …Шатающийся от усталости капитан инженерных войск докладывает, что в крепости обнаружены данные о последних технических разработках противника. Это все меняет – необходимо во что бы то ни стало передать их своим. Необходимо выжить…
      …Прорыв сквозь строи полумесяцев и пауков, полет на полшага позади взрывов – артиллеристы-добровольцы сосредоточили всю огневую мощь крепости на одном участке. Я веду второй транспорт, Молния замыкает. Камбей на переднем корабле с горсткой смертников; маневрируя на пределе возможностей корабля, чтобы уклониться от вражеского огня, я все равно не могу не думать о том, что это несправедливо. Копии данных есть на каждом корабле и в памяти меха, но больше всего шансов выжить – у моего транспорта. И когда защита нашего «флагмана» пропускает подряд с десяток лазерных разрядов, я без колебаний передаю управление второму пилоту и прыгаю вслед снижающемуся кораблю…
      …Удар о землю. Я выдергиваю кама-яри из обшивки палубы и прыгаю вниз. Спрятавшись за надстройкой, слежу за парой Красных Пауков, которые, видимо, посланы проверить корабль на наличие выживших. Первый не успевает ничего заметить – яри рассекает магистральный кабель питания. Второй далеко, возле кормы, у него еще есть время сообщить своим, но он распадается надвое под лезвием меча. Камбей жив…
      … «Ситиродзи, ты ослушался приказа. По закону военного времени тебя ждет трибунал», - а вокруг нас взвод полумесяцев, и яри идет по кругу, кромсая сталь. «Я не мог бросить вас, Камбей-сама», - шаг назад, и чувствую спиной спину. «Ты должен был довести корабль до наших позиций. Мы не имеем права терять такую информацию», - мы в кольце врагов, я становлюсь трамплином для Камбея и, в свою очередь, отталкиваюсь шестом, чтобы приземлиться в тылу окруживших. «А я не могу потерять вас», - вызов в голосе, а сердце замирает: да он сам меня сейчас казнит. «Глупец!», - врагов не осталось, Камбей стоит и тяжело дышит, хотя не мог так быстро сбить дыхание. Он невредим, и какое-то бесшабашное веселье охватывает меня: «Ну нет, Камбей-сама! Вы нужны нашей армии, как никто! Самые маленькие потери – у нашей бригады, - набрать воздуха: мое дыхание тоже сбито, -  Хоть нами и затыкают сразу все дыры в обороне. Да вы самый талантливый командир по обе стороны фронта!» Камбей прячет тати в ножны: «Уже не самые маленькие», - и мне хочется умереть на этом самом месте…
      …Умирать рано. Если полумесяцы и вызвали подкрепление, у нас есть время уйти, ведь неизвестно, доберутся ли остатки бригады до цели, а у Камбея при себе диск с техданными. И кто его прикроет? Знаю я его экипаж…
      …У выбравшегося наконец из покореженной рубки пилота круглые глаза: «Господин генерал! Ваша «верная супруга» тоже здесь?!» Под спокойные слова Камбея: «Ситиродзи-доно стоит двух воинов со своим копьем» - я растекаюсь от счастья, как масло. Ни слова о нарушенном приказе. Похвала самого Камбея! И еще – меня впервые назвали так…
      … До расположения ближайшей нашей части два дня пешком. По земле врага. Идем вчетвером – с пилотом и раненым штурманом; бортинженер погиб при обстреле.  Кругом рыщут дозоры противника, но третьи сутки без сна нам не выдержать. Забиваемся в руины какого-то форта. Камбей приказывает всем спать, а сам остается на часах. Падаю, где стоял, но воспоминания о мертвом голосе Камбея, когда он говорил о потерях, гонят сон прочь. Нахожу генерала у пролома в стене, приближаюсь на дистанцию шепота, чтобы не будить остальных: «Господин генерал, я хочу сказать… - знаю, что прав, но слова даются с трудом, - Вы не виноваты. Нас кто-то предал. Вы все спланировали верно. Вы же не могли знать…» - «Я должен был предвидеть. Бригада теперь уничтожена, и армия не получит на этом участке преимущества, достаточного для контрнаступления. Это затянет войну еще на месяцы, потребуются новые ресурсы. Новобранцев стали рекрутировать с семнадцати лет… - я молчу. Мне уже девятнадцать. – У крестьян забирают урожай за урожаем»…
      …Слушаю, затаив дыхание. Такие очевидные вещи, а я о них даже не задумывался. Да еще этот голос, словно басовая струна какого-то незнакомого инструмента…
      … «Ситиродзи, тебе нужно поспать. Тебе еще сменять меня на посту», - пытаюсь спорить, ведь Камбей тоже устал, и я могу сторожить первым, но он стелет на полу свой форменный плащ и насильно укладывает меня на него. Впрочем, я не сопротивляюсь. Он еще не отнял рук от моих плеч, а я уже сплю…
      …Условная тишина фронтового вечера. Мы вдвое ближе к цели, мы избежали встречи с отрядами противника, да и штурману не стало хуже. Шансы на успех растут, и, сменяя командира на дежурстве, я говорю – в продолжение вчерашней беседы: «Камбей-сама, мы все равно не проиграли в этот раз. Та информация, что мы добыли, сведет на нет преимущества противника. И те, кто вернется живым, будут обязаны этим вашему плану прорыва!» - «Спасибо, Ситиродзи!» - по-моему, я его не переубедил, но он улыбается и сжимает мою руку. Жаль, я мало что чувствую левой…
      …До линии фронта уже рукой подать. Нас все-таки потрепала небольшая дозорная группа, но все пока живы. Остается только пересечь полосу укреплений. Да, основные силы сосредоточены в воздухе и не обращают внимания на землю, но нам с лихвой хватит вон того отделения Пауков. Единственный выход – отчаянный бросок в расчете на то, что сосредоточенные здесь мехи не смогут вовремя заметить четверых самураев-людей. Камбей это видит…
      …«Ситиродзи! Начинаем через одну минуту», - мы в небольшом окопе на последнем рубеже, откуда одна дорога – сквозь врага. Тут очень тесно, я прижат к Камбею и чувствую его запах. Запах битвы, думается мне. Запах железной воли. Запах жизни (и это мысли перед боем, который я вряд ли переживу!). Стараясь запомнить его, наклоняюсь к Камбею очень близко, а он поворачивается ко мне. Смотрю в серый глаз и вспоминаю, как этот человек спас мне жизнь. Которую я теперь отдам за него. Он улыбается мне, и эту его улыбку я тоже тщательно записываю в память все те секунды до того, как звучит команда…
      …С ног до головы  в масле и тосоле, падаю на колени рядом с Камбеем. Нас ждали, нас встречали штурмовики Восьмой дивизии вместе с остатками нашей бригады! Все прорвались! Слышите, Симада-сама?! Не смейте умирать вот так! Вы победили! Вы совершили невозможное! Ну зачем надо было подставляться под тот меч? Лучше бы это я лежал сейчас с развороченной грудью…
      …Каюта-лазарет на десантном транспортнике. Тонкая трубка – нить между мной и моим генералом, моей «супругой», моим Симадой Камбеем. Это так мало – отдать свою кровь, когда отдал бы и самую душу по капле, выцеживая ее вот в эти губы, такие бледные сейчас на оливковом лице. Когда кожу свою содрал бы, чтоб взамен куска синтетики укрыть страшную рану. Я все всматриваюсь, молясь сам не зная кому, чтобы не пропустить миг, когда жизнь вернется в глаза моей Жизни…
      …В войну карьеры делаются быстро. Генерал-майор Симада Камбей, чудом вернувшийся из смертельной ловушки с бесценными сведениями, командует Восьмой воздушно-штурмовой дивизией. Капитан Ниядзима Ситиродзи пилотирует флагманский крейсер дивизии, он же передовой командный пункт. За плечами три года совместных боев, впереди – руины города, где месяц оборонялся один из наших полков. Карта Камбея небрежно сунута в карман шинели – вместо улиц и домов здесь сплошной слой обломков. Лишь они могут подсказать, что и где тут было. Под моей ногой шуршат страницы – книга. И еще одна. Мы на развалинах библиотеки. Наклоняюсь, привлеченный знакомым рисунком… Точно! Одна из лучших военных энциклопедий, изданных между войнами. У меня была такая. Листаю, отряхивая пыль и разглаживая страницы, улыбаясь книге как давно не виденному другу. А поодаль – Камбей поднимает из груды осколков маленький томик, и я слышу негромкое:
      «…И в этом мне пришлось сегодня убедиться:
      Мир – только сон…
      А я-то думал – явь,
      Я думал – это жизнь, а это снится…» 
      Невидяще смотрю на чертеж какой-то крепости, а потом и не смотрю; я весь – слух, я только через несколько минут понимаю, что Камбей не открывал книгу…
      …Штаб вражеского соединения, которое мы только что наголову разбили. Отсеченная голова начальника инженерной службы: технарей убивают первыми, во избежание всяких сюрпризов. Тело генерала с распоротым животом; закрыть глаза умершему самураю - святая необходимость. А в апартаментах командующего (каютой язык не повернется назвать, у Камбея жилье гораздо скромнее) – прекрасная женщина, стоя у старинного кото, подносит к горлу тонкий кинжал. Забытое видение из другой жизни, гейша в шелковом кимоно – диковинный цветок на поле брани, что вот-вот в последний раз расцветет алым… Но пока я отшвыриваю яри, Камбей уже прыгнул, уже выбил танто из ее пальцев и теперь бережно – о, как же бережно! – держит за руки. «Не бойтесь, госпожа. Мы не причиним вам вреда», - простые слова, но то, как он их произносит, заставляет даже меня, бывалую «супругу», заворожено застыть на месте. Этому голосу нельзя не доверять, и видно, как настороженность на лице женщины сменяется чарующей улыбкой: «Меня зовут Мидори. Могу ли я узнать имена храбрых офицеров, что взяли меня в плен?» Офицеров! Она и меня видит. Я бы видел – и слышал! – только Камбея. «Я генерал-майор Симада Камбей, а это капитан Ниядзима Ситиродзи. И это вы пленили нас вашей красотой. Прошу оказать мне честь и быть моей гостьей». Вот это манеры! Уличному певцу никогда так не суметь…
      …Комната Камбея на нашей базе. Сегодня здесь царит Мидори-сан. Тринадцатиструнный кото доставлен из захваченного штаба, приглашены командиры бригад, многие с «верными супругами». Все переоделись в кимоно, армейский рацион сервирован на тонком фарфоре. Мидори-сан развлекает офицеров беседой и музыкой, я аккомпанирую на сямисэне. Вечер, предназначенный для того, чтобы забыть о бесконечной войне, вечер-сказка. Чувствую себя персонажем картины, написанной на веере, и только больше уверяюсь в этом впечатлении, когда Камбей достает… флейту! Я сбиваюсь с ритма, а он подхватывает синкопированную мелодию и вступает в музыкальную беседу с кото.
      …Звон струн перекликается с пронзительно-нежными трелями флейты. Уже поздно, и из всех офицеров остался один я. Вторая бутылка саке, но как же я трезв! Не могу решиться: уйти мне или нет. Ни за семь, ни за семьсот вздохов… Презираю себя. Но главное – мучительно пытаюсь и не могу понять, что же ранит сильнее: то, что чудесная посланница мира выбрала не меня, или то, что сейчас я лишний для Камбея. А, ладно! Тот, у кого одна рука – железная, просто обязан уметь брать себя в руки. Улыбаюсь собственному каламбуру, встаю и кланяюсь. Музыка не успевает прерваться, а я уже за дверью…
      …Уличный певец не останется без спирта в армейском госпитале. Близится утро, когда я с пустой фляжкой подхожу к крыльцу офицерской казармы. А что, здесь выставили часового? И почему он в плаще? Но это Камбей, он уже в форме… «Симада-сама… Госпожа Мидори – удивительная женщина, не правда ли?» - о, вот сейчас я пьян, раз несу такое. Но мой генерал словно не видит этого, он серьезен как… как Камбей: «Она спела мне… Что влюбленному в сямисэн и семнадцать струн кото не заменят одного колка». До меня доходит медленно, слишком медленно, да и мысли путаются от этого немигающего взгляда. «Что?.. Да как такое может быть?! Камбей, я не понимаю!..» - «Я тоже долго не хотел понимать. Но я не могу лгать себе. Я люблю тебя»…
      …Капитан Ниядзима вошел в мертвую петлю и не может из нее выйти. Капитану признался в любви его генерал. «Но Камбей-сама!.. Я… Я восхищаюсь вами! Но… это совсем другое! Я не… Я никогда…» - «Я тоже». Я вдруг осознаю, как близко он стоит, и делаю шаг назад. Камбей опускает голову, волосы падают на металлический мэн . «Камбей-сама…» - горло сдавило, я почти шепчу, - «Камбей-сама, я не могу. Просто… не могу». Понимающий взгляд: «Мне трудно это объяснить, Ситиродзи. Ты нужен мне. Ты мне очень нужен. Когда ты рядом, я чувствую себя… цельным». Он? Нет, это то, что всегда чувствовал я, только не мог подобрать слова. Неуверенно киваю: «Я тоже, Камбей… Камбей-сама… Но разве это и есть?...» Он улыбается, и мне становится теплее: «А разве ты не знаешь ответ?» Знаю, не могу не знать. Серые, невероятной глубины глаза  - это смотрит на меня Жизнь. Это смотрит моя Любовь…
      …Симада Камбей прекрасен, как бог. Да таков он и есть для любого из нас, солдат – победоносный бог войны, «никогда не выигрывающий сражения». И каждый самурай Восьмой дивизии готов следовать за ним хоть в Мейфу. Мне не надо идти так далеко… Или это все-таки дальше? Ну почему именно я, Камбей? Я, для которого это так пугающе неправильно?.. Камбей – о, этот человек понимает меня лучше, чем я сам, и я с новой силой убеждаюсь, что мы не ошибаемся в своих чувствах; так вот, Камбей произносит: «Думаешь, я желаю тебя, как женщину? - и не успевает стыд пополам с… влечением? толкнуть меня на какую-нибудь глупость, добавляет:  - Мне достаточно того, что я вижу в твоих глазах»…
      …Да, мы – самураи. И мы любим друг друга. Именно поэтому нам не нужно облекать чувства в слова. Именно поэтому мы никогда не ляжем в одну постель. Вот все, что нам с Камбеем нужно друг от друга: свист стали, что за спиной рассекает воздух – и плоть врага, да смерть, танцующая на расстоянии клинка «супруги». Где-то, на расстоянии многих миль и лет, царит мир, и мужчины любят женщин. А здесь, среди строгого хаоса войны, мужчины любят смерть – и друг друга, а иная жизнь кажется всего лишь сном…
      …Сколько уже длится война? Не помню, и не помню даже, сколько времени мы сидим в этой крепости.  Здесь, в горах, антигравы не позволяют мехам передвигаться, и боевые действия ведутся на земле, как в старину. Опять же не знаю, как вообще Камбей нашел этот заброшенный форт, как не пропустил его, пока мы отступали с тяжелейшими боями. Все, что я знаю – это наследие самураев прошлого идеально подходит для обороны. Но, к сожалению, крепость чересчур мала для оставшихся от дивизии трех полков. Нужно еще укрепить ущелье, где она расположена… А наземных укреплений не строили уже полтораста лет, предпочитая воздушные и подземные базы. Теперь в них разбираются только военные историки…
      …Инженерных знаний у меня – ну, что-то там по устройству боевых кораблей. И я никогда ничего не строил. Но увы – в распоряжении Камбея нет больше никого, кто знает хотя бы столько об укреплениях, для возведения которых у нас достаточно людей. А главное – энергии: проходится экономить батареи мехов и техники, ведь со снабжением, мягко говоря, проблемы. Я вот не уверен, смогу ли вовремя зарядить аккумулятор протеза, или вскоре останусь с бесполезной железкой у плеча. Ну да, в ближний бой мне еще долго не ходить – пилот Ниядзима полностью переключился на фортификацию. И в редкие моменты, когда не его не раздирает непривычная ответственность вкупе со страхом сделать что-то не так, радуется одному – хоть о чем-то не приходится волноваться его генералу. Камбей надеется на меня. Я не могу его подвести. Пусть мне не хватает знаний и опыта, но мои доклады – о том, как продвигается рубка деревьев катанами, переделка вооружения мехов в шанцевый инструмент, импровизация с цементирующим раствором – хоть немного, но прибавляют моей «супруге» оптимизма. А я – я готов на все, лишь бы в изумительных глазах Симады Камбея любовь не сдавалась на милость бесконечной усталости…
      …Я и сам не надеялся, что новые стены и ров выдержат мало-мальски серьезный штурм. Однако мои безумные идеи вкупе с безупречной тактикой Камбея позволили нам опять остаться в живых. И вот она – короткая передышка между атаками противника; вероятно, продлится до рассвета. И вот Камбей – стоит на крепостной стене, плащ и волосы развеваются на ветру. Его мэн отражает лунный свет, но глаза сияют ярче, когда он оборачивается в мою сторону. У меня нет ни слов, ни связных мыслей – я слишком люблю сейчас этого человека, чтобы от меня самого эта любовь оставила хоть малую толику. Толчком яри – искать лестницу нет терпения – посылаю себя туда же, на парапет. «Камбей-сама!» - шепчу или кричу? – «Я хочу умереть рядом с вами». Древний обычай нашего народа… Прекрасней его нет ничего на свете.  «Да, Ситиродзи. Мы скоро умрем. Вместе», – он снимает перчатку и второй раз в жизни дотрагивается до меня просто так, не в бою и не для помощи. До моей левой руки. Зубами срываю перчатку с правой и кладу ладонь на его руку. Наши пальцы переплетаются – и только, зато души наши сливаются воедино. Разжимаем руки. И – крик «Тревога!»…
      ...Нас двое. Нас только двое против роты? батальона? полка? Мы идем сквозь раскаленную сталь, в облаках пара теряется из виду даже навершие яри, но я чувствую: Камбей рядом. Я оглох от взрывов, но знаю, где в следующий миг воздух и металл застонут под его катаной. Усталости нет, словно все мое тело стало механическим. Кажется, этот бой будет длиться вечно, - так пусть он продолжается! И я кричу что-то в экстазе, не в силах удержать внутри переполняющие меня чувства... Что-то? Ха! Мой боевой клич - "Симада Камбей", да простят меня император и клан Ниядзима...
      ...Мы снова выжили. За пять лет на этой войне я так и не погиб. Как не погиб и Камбей, что воюет уже семнадцатый год. Но теперь все решится: войска обеих армий выстроены для генерального сражения. Дивизия генерала Симады примет на себя удар гвардии сёгуна и свяжет центр его армии, пока фланговые соединения будут пробиваться к ставке. Император меняет нас на возможность раздавить предателя, и это честь, что он ценит Камбея так высоко. Жаль лишь, что так думаю один я: Камбей мрачен, и, хоть мы и сидим в соседних креслах кабины флагмана, кажется, будто он на другом конце света. Мне не нужно спрашивать, я знаю, что своя и моя смерти для него - лишь долгожданное синдзю, но обречена вся дивизия, все его люди, и с этим он смириться не может! Если бы я был в силах хоть что-то сделать для него... Самурай не говорит о своей любви, но Камбей не щадил свою гордость ради меня. И сейчас уже можно! Набираю воздух в легкие, и наконец-то голос звучит, как песня: "Камбей-сама, я люблю вас!" Пронзительный взгляд серых глаз прожигает мою душу насквозь. Это глаза моей жизни. Моей любви. Моей наступающей смерти...
      ...Восьмую дивизию разбросало по полю битвы. По приказу Камбея я веду флагман на соединение с силами, осаждающими ставку сёгуна. Противник подавляет нашу армию по всему фронту, но мы должны выполнить задачу. Пусть нам уже и не победить. И когда в последний раз Камбей крылатой смертью пикирует в толпу врагов с брони корабля, я отдаю экипажу команду на катапультирование, отправляясь на таран подбитой крепости. На встречу с Камбеем по ту сторону войны...
      ...Я лежу, стянутый страховочными ремнями спасательной капсулы, в каком-то рву, в груде обломков генерального штаба вражеской армии. То есть, я догадываюсь, что это именно они - ремни удерживают меня вниз лицом, и видно мало. Я пытаюсь пошевелиться и теряю сознание от боли...
      ...Правая рука не двигается - видимо, сломана ключица. А судя по тому, как трудно вздохнуть - еще и несколько ребер. В левой сели-таки аккумуляторы: не было времени зарядить их за эти недели непрекращающихся боев. А за бронированным стеклом капсулы горят стены последней линии укреплений, плавятся останки механических самураев и обломки боевых кораблей. Где-то в этом огненном аду сгорает тело Симады Камбея, и я жажду пламени сильнее, чем когда-либо хотел глотка воды или воздуха. Готов ли я к смерти? Нет, я уже мертв. Последний - умозрительный - вопрос: что будет раньше - я сгорю или задохнусь? А потом сознание ускользает...
      ...Воздух, чистый, без запаха гари... Как легко и как больно его вдыхать... Пение птиц, плеск воды - река?.. Не рассчитывал, что после смерти попаду сюда. Открываю глаза и сразу закрываю - слишком много света. И все же не могу не подсматривать сквозь ресницы за силуэтом, который склоняется надо мной все ниже, пока не закрывает свет настолько, что я могу видеть глаза... Жизнь! Не серые. Синие...
      ...Опять этот свет! Прямо в глаза. Пытаюсь прикрыться рукой... Так, правой не стоит. Левая приятно холодит лицо. Но я же помню, как не мог достать ею вакидзаси, чтобы перерезать стропы капсулы... Или свое горло. Аккумуляторы - кто перезарядил их? Женский голос: "Госпожа Юкино, он пришел в себя!" Кто это? Где я? Нет, не так: где Камбей?
Чудовищный корпус ставки распадается надвое... Камбея больше нет.
Отступают звуки. Выцветают краски. И только глаза - те, синие...
      ...Я уже могу вставать - переломы заживают быстро, спасибо умелым рукам Юкино-сан. Ожоги прошли еще быстрее. Кажется, здесь вообще не может существовать ни боль, ни грязь, ни страдания. Смерти тут тоже не место... Но я ношу ее с собой, мою сероглазую смерть. Я - единственное, что напоминает о войне в уюте и покое ресторана "Светлячок". О войне, в которой, как я узнал, не победил никто. В то время, как Симада Камбей ценой своей жизни и жизни своей дивизии уничтожал штаб сегуна, императорскую ставку атаковало сразу несколько корпусов противника. Обе армии были обезглавлены. Война прекратилась сама собой. Камбей все-таки не проиграл свой последний бой! Он погиб со славой, а я - я вынужден теперь искать свое место в новой жизни. В жизни без него...
      ...А новая жизнь не столь уж мирная. В Когаке царит анархия, бывшие офицеры обеих сторон и проходимцы всех мастей борются за власть над городом, не чураясь никаких средств. Даже самураи... Или следует говорить "бывшие самураи"? Сам-то я кто? Ронин? Солдат, позволивший погибнуть своему командиру? Влюбленный, не закончивший синдзю? Зачем я еще жив?
      Хотя бы затем, чтобы всякая шваль не совалась в "Светлячок". Мне нечем отплатить Юкино-сан за спасение, и не важно, что я не хотел быть спасенным. Долг есть долг. Пусть я и не в лучшей форме, все-таки травы не антибиотики, но «супруга» Симады сможет кое-что противопоставить шайке-другой мародеров...
      ...Уже несколько месяцев живу в ресторане; раны зажили, а Юкино-сан все не гонит меня. Идти мне некуда, это верно. Наняться охранником в "Светлячок"? Достойное занятие для майора императорских ВВС. На полном серьезе - учитывая, в кого превратилось большинство самураев. Да и госпожа Юкино - достойная женщина. Разумеется, я знаю о ней и ее покровителе, этом сером кардинале, правой руке недавно пришедшего к власти Айямаро. Но ее ресторан - остров спокойствия в море послевоенного хаоса; беседы с ней словно задвигают войну куда-то за шелковую ширму из тех, что украшают здешние комнаты. Не то чтобы я забывал Камбея... Просто боль становится переносимой...
      ...Испуганные возгласы служанок, скрежет металлических голосов. В сторону позаимствованный у скелета сямисэн - вот шанс отблагодарить мою спасительницу. Вылетаю в передний зал. Ох, сколько ж вас здесь! Отряд явно хорошо организован, раз они даже в ресторане сохраняют построение. А вот и командир - угрожает разнести заведение "шлюхи Мицуи". Убитого им только что покровителя Юкино. А она стоит перед ним - прямая, как копье, и такими же копейными выпадами говорит о стражниках Айямаро, которые не дадут ему уйти. Знаю я этих стражников, их во всем квартале меньше, чем в этой банде. И никто не посмеет оскорблять Юкино-сама при Ситиродзи! Жаль, забыл яри во дворе после тренировки…
      Выстреливаю "кошкой" в алебарду ближайшего бандита и прыгаю через перила, втягивая трос. Приземляюсь уже вооруженный, раскручиваю алебарду, привычно останавливая у правого плеча... К черту! Камбея здесь нет! Он больше никогда не встанет справа от меня... Усилием отбрасываю скорбь, с веселой злостью веду оружие по полному кругу, и никто не решается вторгнуться в кольцо моей защиты. Намечаю цель. Бандит поднимает оружие, чтобы встретить удар... Ха! Ухожу в противоположную сторону, к их командиру. Жесткий блок. Думаешь, я так прост? Удерживая яри правой рукой, я распарываю его шею кинжалами левой. Он падает у ног неестественно спокойной Юкино, а я разворачиваюсь к оставшимся противникам. За "Светлячок"!..
      ...На полу, на стенах и на мне кровь пополам с машинным маслом. Юкино-сама отдает распоряжения служанкам и только потом обращает свой взгляд на меня. В нем тревога, плохо скрытая безмятежностью: "Вы не ранены?" - Куртуазно улыбаюсь: "Не беспокойтесь, моя госпожа, это кровь тех, кто посмел вас оскорбить". - "Благодарю за то, что защитили мой ресторан", - Юкино церемонно кланяется. Опускаюсь на колени вслед за ней: "Нет, это я ваш должник во веки вечные. Это лишь самое меньшее из того, что я могу для вас сделать". Глаза цвета восточного края неба на закате: "В таком случае, господин Ниядзима, прошу вас взять "Светлячок" под свою защиту", - кланяется и она, и набежавшие служанки. Кто, я?! Под защиту? Это ведь значит... Э, да ты краснеешь, Ситиродзи! "Юкино-сама, я никто в этом городе. У меня ни денег, ни связей... Только мое яри. Защитить вас оружием может любой охранник..." На лице Юкино – досада? Я чего-то не понимаю?..
      ...Юкино сохранила свои связи в окружении Айямаро, и какое-то время "Светлячок" никто не осмеливался трогать. Жизнь потихоньку восстанавливалась, и ресторан процветал. Но однажды...
      Я последним осознал, что весь "Светлячок" словно в трауре этим вечером. Случайно подслушанный обрывок разговора служанок: "... Госпожа опять вынуждена платить за нашу безопасность", тон, которым сказано это "платить"... До меня вдруг дошло, кто такая Юкино, и что от нее могут требовать. Что это не мое дело, я сообразил, уже ворвавшись в ее комнату и выпалив: "Вы не должны этого делать! Только скажите, что вам угрожает..." Слова застряли в горле. Она была прекрасна и печальна - нет, конечно, безмятежна, как всегда, но я-то видел... "Не стоит применять силу ради меня. Есть другие способы решения проблем". Я лишь покачал головой в безмолвном отрицании. "Не все на свете можно победить сталью. Я защищаю дело жизни трех поколений моей семьи так, как могу. И я не хочу кровопролития", - "Но я не могу видеть, как..." Юкино отвернулась с равнодушием - деланным! Деланным! "Я вам не позволю" - я встретил взгляд ее отражения в зеркале. Чья решимость больше? Я самурай... Но она тоже воин! Она сражается за покой своего маленького мира, и в этой битве не щадит себя. Зато оберегает всех прочих. И копье, и щит. На древнем языке - "противоречие", но она была цельной, как кованый клинок. А я - я был обломком уничтоженной армии, оторванной частью Симады Камбея. Но для нее я обязан был стать... Я еще не знал, чем. Я лишь спросил: "Кто?" - и она ответила...
      ...Я ловил их сутки по всему Когакё. Выслеживал поодиночке, группами и отрядами и калечил. Юкино не хотела смертей, и я не раскрывал яри, не пользовался кинжалами протеза. Их главаря, вдохновителя организованной преступности в городе, я все-таки убил. Случайно. Слишком устал, чтобы рассчитывать силу; получил несколько ран. Короче, на пороге "Светлячка" я рухнул без чувств, успев только торжествующе улыбнуться подбежавшей Юкино...
      ...Пришел в себя посреди ночи. Напротив окна силуэт - Юкино? Сидит у моей постели? Приподнимаюсь, спрашиваю: "Здесь есть вода?" В лунном свете Юкино протягивает мне пиалу. Кладу свои ладони поверх ее и так пью. Тихое-тихое "Спасибо...", заколки неярко блестят, когда она высвобождает руки и кладет их мне на плечи. "Вы не обязаны..." - тонкий палец ложится мне на губы: "Так надо"... У меня не было возлюбленной. Только мечты, которые я гнал прочь, ибо они были не о женщине - о Камбее. Но, кажется, я сделал все правильно...
      ...Ее глаза синие, как небо, в которое я поднимался на своем корабле. Синие, как река, которая принесла меня в эту тихую гавань. В них жизнь - не та жизнь, что является лишь подготовкой к смерти, и которой был для меня мой генерал; нет, она бесконечна, и смерть - не завершение, а продолжение ее, щедро даримой, но оттого все более полной. Так же, как любовь. Я думал, любовь - это совместная смерть. Оказалось, это совместная жизнь. Я не забыл Камбея и не перестал оплакивать, но… У жизни моей, у любви моей были серые глаза. А стали - синие... Я веду рукой по молочно-белой коже, и металлические пальцы чувствуют ее тепло и шелковистость, хотя предназначены реагировать лишь на удар. Я дома...
      ...Годовщина нашей последней битвы. Я пьян больше не от саке, а от утраты. Хотя и от саке тоже. Терзая сямисэн, время от времени сбиваясь на песни, я исповедуюсь Юкино о том, кем был для меня Симада Камбей. Она слушает молча, она не уходит к гостям, она не впускает служанок. Мне кажется, что она понимает... А в следующий миг я и сам не понимаю себя. Менее же всего понимаю, почему я все-таки жив, почему позволил Камбею уйти без меня! Но тогда бы я не встретил Юкино, не защитил, не полюбил... Я запутался. Уже год, как его нет, а я никак не могу смириться... И только губы Юкино, ее запах, ее нежность - здесь и сейчас, навсегда, навсегда!...
      ...В следующую годовщину я напился молча...
      ...В "Светлячке" большой прием. Присутствуют самые важные клиенты ресторана, элита Когакё. Сегодня Юкино представляет им меня в качестве совладельца ресторана и ее нового покровителя... Хорошо, что в этих краях про клан Ниядзима можно придумать все, что угодно; а мои личные заслуги в деле обеспечения безопасности Веселого квартала и так у всех на слуху.
      Вот только вести светские беседы уличный певец и солдат ну никак не обучен, и даже инструктаж от Юкино дело не спасает. Но не петь же мне для гостей!.. Как за соломинку, я хватаюсь за предложение Укё, сынка закрепившегося во власти Айямаро, провести тренировочный поединок с его новым телохранителем. Посох против двух боккенов. Телохранитель - Кюдзо - являет собой воплощение скуки... А вот я тебя расшевелю! Когда я понимаю, что это не развлечение, а провокация, уже слишком поздно - боевое безумие охватывает меня, я раскрываю лезвия яри... Но Кюдзо хорош! С деревом против режущей броню стали он останавливает меня, блокирует древко копья и держит ровно столько, чтобы я услышал спокойный голос Юкино: "Достаточно". По инерции я отшвыриваю его, но дальше осознаю смысл сказанного и не довожу копье до извернувшегося в воздухе по-змеиному гибкого тела. "Мне с вами не сравниться" - произносит невыразительный голос, и я медленно опускаю лезвие к полу. Он не дает использовать себя, этот мальчик (интересно, а он вообще младше меня-то?), этот самурай. И не дал использовать меня. Но каков сопляк Укё! У Юкино есть недоброжелатель...
      Так я ей и говорю тем же вечером. Она успокаивает меня, уверяет, что Укё всего лишь несдержан в своих развлечениях и очень любит поединки самураев. Хм, нынешних пародий на самураев. Вроде меня. Но этот Кюдзо, он сражается на уровне... Да, только одного такого воина я видел в жизни. Камбея...

      Целая жизнь - а времени прошло лишь столько, сколько нужно, чтобы подняться на ноги и сказать: "Вот так встреча!". Не так приветствуют боевого товарища, вернувшегося с того света... Но - у любви моей были синие глаза. У смерти моей - серые. И жизнь моя струной натянулась между ними...
      А я все глядел на моего командира, впитывая знакомые черты, которые успел похоронить в душе, и находя вместо них неизбежные изменения. Седина в его волосах; совершенно потухшие глаза; жесткие складки у рта и на лбу - или я просто о них не помню? Свободная одежда призвана не напоминать о военной форме - знаю, ведь и сам так одеваюсь, - но выправку скрыть она не может. Симада Камбей - самурай...
      Камбей пришел не один, а во главе маленькой армии таких же выходцев с того света - реликтов вымершей породы самураев. И с троицей крестьян - я был поражен, что призраков ушедшей эпохи вызвала к жизни молоденькая девушка, жрица воды из глухой деревни. Всех их надо было накормить, разместить, проводить в купальню, и две-три вечности прошло, прежде чем я оказался один на один с Камбеем и смог задать не дававший мне покоя вопрос. Он чудом выжил, да, но меня мучило только одно:
      - Почему ты не дал мне знать?!
      Слишком очевидно, что он заранее знал, где я и что делаю. Знал - и не сообщил о себе...
      - Я не имел права вторгаться в твою жизнь, - его голос дребезжит, как расстроенная струна, и опять я не знаю, какого инструмента. - Ты нашел себя, а я...
      - Лучше бы я нашел тебя! - перебил я. - Я пять лет был уверен, что ты погиб. Когда ты узнал, что я здесь?
Он назвал дату. Я мысленно застонал. Следующий день после приема у Юкино, когда полгорода судачило о новом владельце "Светлячка" - номинальном победителе великолепного Кюдзо. Возлюбленном прекрасной Юкино-сан...
      - Но как ты выжил? Ты без прикрытия бросился на штурм штабного корабля. Прямо в момент тарана! Был взрыв...
      - Смерть не спешит ко мне. Видимо, не все я еще сделал на этой земле. Я схватился с одной из Молний, которая и прикрыла меня от взрыва. Ударной волной нас отшвырнуло, мех упал на внутреннюю стену наземных укреплений. Я не видел, успел ли ты катапультироваться. Думал, погиб вместе с крейсером... Я даже не искал твое тело... Да там все сгорело дотла, остатки крепости расплавились и стекли в реку. Стенки капсулы оказались прочными, Ситиродзи, тебе повезло...
      - Да, я выжил и попал сюда. Момотаро, надо же... Мне казалось, что я победил своих демонов...
      "Я думал, жизнь, а это только снится". Словно и не было этих пяти мирных лет, словно в жизни вообще больше ничего и не было никогда, кроме этого человека и его команд, его клинка справа от меня, его глаз и голоса... Я просто не мог взять и отпустить своего Камбея. Не мог не пойти за ним, как шел на абордаж, на штурм, на прорыв, на смерть.
      Юкино подняла тревогу - не иначе, заметила нападающих из окна купальни - и в краткий миг перед тем, как вскочить и начать действовать, я не мог не восхититься ее самообладанием: прическа тщательно уложена, оби завязан по всем правилам. А потом времени на мысли не осталось, наемники Укё ворвались в ресторан, они были готовы на все; единственный выход - бегство. В тоннеле, ведущем к реке, нас уже ждала Юки. В руках она держала кама-яри, и благодарность пополам с виной переполнили меня. Я, казалось, разорвусь между долгом - и долгом. А она... О, она просто посоветовала мне отвязать лодку. Но ведь я так и не предупредил ее, что хочу пойти с Камбеем! В этом не было нужды. Я с болью убедился: моя любимая поняла все раньше меня. Нет слов, кроме "Прости". Молча даю клятву вернуться. Она знает. Она будет ждать.
      Следующая возможность поговорить с Камбеем выпала только в Пещерах, где наш отряд сделал краткую остановку. Я заново привыкал к ощущению постоянной опасности, придающему жизни незабываемый пряный вкус; к своему месту за левым плечом "супруги"; к самому изменившемуся Камбею. Он, привыкший командовать соединениями, вел горстку человек против одной из сил нашего безумного мира. На берегу подземной реки мы остались вдвоем, и я спросил:
      - Вы рассчитываете победить бандитов силами семи человек, Камбей-сама? Но ведь это не просто шайка, это - явление. На смену одному уничтоженному отряду придет два, на смену двум - десять...
      - Ты уже не претендуешь на звание воина, стоящего армии, а, Ситиродзи? - боги и демоны, да неужто он шутит?!
      - Армии стоили мы вместе, Камбей-сама. - а вот я не могу принять этот тон, - Но мы проиграли войну... Сказали бы торговцы. Тот, кто готов умереть, уже победил, и я не устану вам это доказывать, что бы вы ни заявляли. Только поможет ли крестьянам наша решимость?
      - Поможет. Позволит разбудить их собственную. Ты верно сказал, это будет война против системы, и одним самураям ее не выиграть. Я на это и не рассчитываю. Но мы не можем остаться в стороне и упустить, вероятно, последнюю возможность умереть как самураи, - он поднял на меня глаза, и я едва не пошатнулся под тяжестью их взгляда.
      - Не можем остаться в стороне, когда прекрасная дева взывает о помощи? - я все-таки не выдержал, чтобы не свернуть к более легкой теме. И был поражен горьким вздохом, вырвавшимся у Камбея:
      - Да, она убедила меня. Она в меня верит... И вопреки всем моим ошибкам я сам поверил в себя. Я даже поверил, что смогу ее не разочаровать...
      - Ну конечно, Камбей-сама! Вы же лучший из офицеров императора! В поражении вы невиновны, вы купили время для отвода войск... - я оборвал себя, ибо Камбей помрачнел еще больше:
      - Никто не отступил.
      Когда же я научусь сдерживать свой длинный язык?! Я шагнул к Камбею и взял его за плечи:
      - Камбей-сама! Вы сделали все, что могли! Никто не справился бы лучше. Камбей-сама! Я счастлив, что снова пойду с вами в бой!.
      И Камбей поднял-таки голову, улыбнулся... А я почувствовал его руки у себя на поясе. Он притянул меня к себе; я был в каком-то ступоре. Когда я наконец спохватился и уперся в его плечи, между нашими лицами не прошел бы клинок... Я только и смог, что шепнуть:
      - Зачем?..
      Он медленно опустил руки:
      - Прости, - помолчал и добавил, - Пора проверить, как там наш отряд.

      Бой рядом с Камбеем! Вот чего мне не хватало все эти пять лет! Я проснулся ото сна, я жил настоящей жизнью, я наслаждался каждым мгновением этой битвы и мастерством своих новых товарищей. Давненько я не видел таких великолепных воинов! А потом появился Кюдзо... Я впервые видел его в настоящем бою; он оправдал все слухи! С ним наш перевес стал решающим; я восхищался им даже не как воином - как прекрасной песней. И не я один...
      Такой же восторг я чувствовал у человека, которого Кюдзо хотел убить. И который ничего не имел против этого.
      На привале, перед тем, как разделиться, я услышал рассказ о поединке Камбея и Кюдзо, и даже позавидовал генералу: найти такого противника - счастье для воина, а сделать его союзником - успех для командира. Вот только не самураю этого не объяснить, и настороженность жрицы внушала мне серьезные опасения... Особенно после того, как я узнал, что мне идти с нею и бывшим телохранителем.
      Камбей рассчитывал, что мне удастся примирить этих двоих, и я пытался, как мог, но один непроницаемо молчал, а вторая была упряма, как вода, что точит скалу. Она... эта девочка боялась за генерала, хотела его защитить! Ей было не привыкать к ответственности, и от других она требовала не меньше, чем от себя. Не то чтобы я был на ее стороне, все-таки я понимал, что для Камбея значит поединок с таким, как Кюдзо - просто отряду нужен был мир, и мир нужен был душе Камбея. И если блондин мешал в первом случае, во втором он был необходим.
      Все решил бой. Он доказал свою верность отряду, и тем убедил Кирару. Улучив момент, я как мог объяснил ей, что Кюдзо точно так же не враг Камбею, что соперничество мастеров выше любых личных чувств. В общем, благодарность Кирары перевесила ее недоверие, и я был искренне рад, что в отряде воцарится мир. Преждевременно: ученик нашего командира (хм, школа боя Симады Камбея - звучит!) совсем не умел скрывать свои чувства. Похоже, он ревновал... И, насколько я его знал, Камбей тоже не остался равнодушным к трогательной сцене обмена благодарностями. Вот только его мысли прочесть было куда сложнее. Особенно на фоне неприкрытого изумления при виде наших "актеров"...
      Наконец мы добрались до деревни - до крепости, которую должны защитить. Да уж, пока эта кучка домов станет крепостью, Ниядзима Ситиродзи, архитектор по призванию и по необходимости (жаль, не по профессии), сломает себе всю голову, и хорошо, если не шею в придачу. Но вот последние сомнения крестьян отброшены, обязанности распределены, и работа закипела. Только через двое суток я оторвал голову от чертежей, рычагов и блоков и заметил, что Камбей не спит по ночам. После дня на стройке мечталось только лечь и умереть, но я должен был выяснить, что творится с моей "супругой".
      - Камбей-сама, почему вы не хотите отдохнуть? Совсем себя не жалеете. А нам нужен полный сил предводитель, - я подошел к нему, сидящему во дворе под навесом, и стал массировать его плечи. Литые мышцы не желали расслабляться под моими пальцами, более того, Камбей положил руки на мои, не давая продолжать.
      - Я снова проигрываю, Ситиродзи. И никакими силами мне не победить.
      - Да что вы, Камбей-сама, у нас неплохие шансы...
     Он перебил:
      - Я не об этом. Мы справимся с бандитами, я почти уверен...
      "Значит, дело в Кираре. Или... в Кюдзо? Но... не во мне же?!" - я сел лицом к лицу с Камбеем, ободряюще улыбнулся:
      - Мне вы можете рассказать.
     Что бы там ни было, я принадлежу Симаде Камбею. В этом безумном походе я окажу ему любую помощь. Слишком долго я отвергал его, желая только умереть рядом с ним. Но теперь его жизнь слишком необходима этим людям, не самураям, людям, которые должны жить. Я не разделил с ним смерть; теперь я разделю с ним жизнь... что бы от меня ни потребовалось.
      - Я запутался, Сити. Я любил тебя... Потерял... Нашел... Отпустил. Я не собирался снова вторгаться в твою жизнь, нет, я хотел тебя забыть! Но теперь ты снова со мной... Хотел бы я, чтобы все опять было, как раньше, но ты встретил госпожу Юкино...
      "Прости, Юки! Камбею я сейчас нужнее".
      - ...а я встретил...
      "Какое? Какое из имен?!"
      - ...Кюдзо.
      "Слава небесам, мне не придется... Кюдзо - что ж, я понимаю".
      - Камбей, Камбей... Я пять лет был рядом. Пять лет ты помогал мне стать тем, кем я есть. А теперь этот юноша нуждается в помощи. Его стойка - в ней нет равновесия. Так и хочется поймать его, поддержать...
      - Дело не только в этом, - я едва слышу, - Он прекрасен! Он как богиня Аматэрасу, взявшая в руки оружие!..
      - Значит, ты и вправду влюблен? - фраза растягивается на минуты и повисает в воздухе. Осторожно спрашиваю:
      - А что он?
      Горькая усмешка:
      - Такой же как ты, Сити. Это пугает его.
      - Но он пошел за тобой!
      - Чтобы убить. О, как я надеюсь, что он это сделает!
      - Прости, но тогда я убью его. Камбей-сама! Не вздумайте поддаваться!
      И он обещал мне биться до конца. А я поверил ему, как верил всегда, и тогда он наконец расслабился и позволил мне размять его тело. Как в старые добрые времена, мы уснули под его плащом прямо во дворе.
      Мои укрепления вкупе с орудиями Хейхати выдержали битву вполне достойно. А вот я сплоховал, сооружая трап для отхода из падающей крепости бандитов, и Камбей едва не погиб, да и сам я чуть не улетел следом за кораблем. Спасибо Кикутиё, поймал за шкирку. Но все это заслонили для меня влюбленные глаза Кирары, глядевшей на Камбея с такой нежностью и состраданием, что мое сердце сжалось: почему он так слеп?! Красноглазое совершенство было более зорким: переключив на себя внимание, Кюдзо вызвался в разведку. Опередил меня, зараза!
       В деревне Камбей пошел со мной обходить укрепления. Чувства жрицы не выходили у меня из головы, и я вызвал "супругу" на разговор:
       - Камбей, ты восхищаешься Кюдзо, но ему ведь это не нужно. Почему бы тебе не обратить внимание на того, кому ты небезразличен? Ээ, на ту.
       Камбей улыбнулся:
       - Ошибаешься, Кираре нравится Кацусиро. Они друг другу подходят...
       - Это ты ошибаешься! Ты видишь то, что хочешь видеть. Кирара...
       - Не говори мне о ней.
       - Нет уж, скажу! Эта девушка ничуть не слабее духом, чем твой Кюдзо! Она не владеет мечом, но тоже ведет войну - безоружной! Она сделала себя оружием, и, между прочим, выиграла этим множество жизней! Ты же любишь воинов, Симада Камбей! Вот воин, который любит тебя!
      Камбей остановился и развернул меня лицом к себе:
      - Никогда не говори мне о ней, Ситиродзи! - отчеканил он.
      Я покачал головой. Ну что за человек! Ладно...
      - Что ты намерен делать теперь?
      - Выполнить обещание: освободить женщин из плена.
      - Когда отправляемся?
      - Ты останешься здесь, Сити. Это приказ. Ты нужен в деревне, без тебя крестьяне не восстановят укрепления.
      - Хейхати мог бы...
      - У него своя работа.
      - Значит, ты берешь... его?
      - Я иду один! Хватит об этом. Если все получится, встретимся через две недели в "Светлячке". Если нет - тогда прощай, Ситиродзи.
      Он обнял меня и ушел заканчивать свои дела в деревне. Я не смотрел, как он покидал Канну.
      Кюдзо тоже ушел, и я знал, что за Камбеем. Не знал лишь - убить или помочь?
      Без Камбея я вконец затосковал по Юкино. Хоть я и верил в нее и знал, каковы ее возможности, я не мог не беспокоиться: вряд ли Айямаро рискнет настроить против себя весь Веселый квартал из-за похождений своего сыночка, но мало ли что... Поэтому, организовав работы, я сорвался в Когакё вместе с неугомонным Рикити и Хейхати, который приспособил трофейный полумесяц в качестве транспорта, а потом движка для лодки. Мы успели за день до назначенного срока. Камбей уже был в "Светлячке" со всеми, кто покинул Канну раньше нас - и со спасенными женщинами. Я с восхищением выслушал рассказ о несостоявшейся казни Симады - о, мой генерал не из тех, кого можно вот так взять и убить. Для этого нужен достойный противник... Кстати, где он?
      Кюдзо не замедлил с появлением - опасным и эффектным. Он рисовался перед Камбеем, дразнил его - и не мог этого не понимать. А тот молча страдал в оковах своей безнадежности. Именно от безнадежности он предложил впятером броситься на Столицу.
      Впятером - ибо Камбей не хотел брать в безнадежную атаку своего ученика и заставил его уйти. Не прямым приказом, но оскорблением, чтобы Кацусиро не захотел возвращаться или тайно следовать за сенсеем. Генералу следовало бы знать, что не самурай ищет битвы - это битва находит самурая. Где бы он ни был.
      Весь вечер и ночь перед выступлением я провел с Юкино. Я мучительно пытался решить, что же все-таки правильнее - дойти до конца вместе с Камбеем или остаться и защитить свою женщину? Предпочесть ли ее, единственную, всем тем крестьянкам, обреченным стать игрушками бандитов? Какую правду мне выбрать? Юки была спокойна, как вода подо льдом, но одна из служанок проболталась: Айамаро не заступился за свою конфидентку; более того, ресторан не был разгромлен в ту же ночь только потому, что Кюдзо отказался в этом участвовать, пристыдив тем самым остальных наемников. Но после этого Юкино были рады видеть в стане городской оппозиции, тем более теперь, когда она преподнесет им Маро-истопника. Моя любимая способна о себе позаботиться, и методы у нее куда тоньше, чем удар копья; но мое место в те дни было рядом с ней! И я платил ей за одинокие ночи всем собой, и знал, что нет мне прощения, если я опять уйду... И не мог не уйти. Предчувствие боевого безумия пьянило меня, толкало в дорогу, чтобы жизнь и смерть снова сошлись на острие клинка - пятеро! Против всей мощи Столицы! Это так похоже на Камбея! Это так по мне!
      Лагерь мы покидали перед рассветом. Крестьяне провожали нас со страхом и надеждой, и надежда была сильнее страха. У всех, кроме жрицы. Такой сильной и такой слабой девушки, отвергнутой моим генералом. Да, Камбею было достаточно, что за ним шел этот прекрасный демон с двумя катанами. Да, в безнадежном бою против всех было самое место этим двоим. Но как же мне хотелось взять Камбея за волосы и хорошенько потрясти! Война ведь закончится, так или иначе, а его чувства живы только войной. Неужели он не видит для себя вообще никакого будущего, раз так хочет еще раз обвенчаться с кем-то в смерти?
      Камбей запретил мне говорить с ним о Кираре; я все же нарушил его приказ, хоть это уже ничего не меняло. И, конечно, ни к чему это не привело.
      А потом был бой, и все чувства отступили, оставив каждому из нас три вещи - сталь в руках, тело убитого врага да меч врага следующего. Нет, мне - еще и ожившую смерть: Симаду Камбея  по правую руку и на шаг впереди меня. Мы разделились только один раз - для поисков змееныша Укё. А потом... Я малодушно жалел, что нахожусь рядом с Камбеем, в миг, когда Кюдзо с остановившимся удивленным взглядом падал, падал, падал... Красная кровь на красной ткани, красные глаза последний раз посмотрели в серые... Камбей тоже умер тогда. И теперь вся Столица обязана была отправиться на тот свет, чтобы Кюдзо не было скучно ждать обещанного поединка. Смертный приговор миру торговцев подписали пули Кацусиро, а вовсе не предательство Амануси.
      Это было предопределено, что и говорить. Удивительно было то, что мы опять выжили. Трое из шести... На сколько сотен или тысяч врагов разменяли свои жизни Кюдзо, Кикутиё, Хейхати? Если кто и сосчитал впоследствии, я об этом не узнал. Надо было заботиться о живом Камбее, похоронившем свою душу в могиле с двумя мечами.
      Как вернуть человеку смысл жизни? Или хотя бы дать новую цель? Я мог кое-как лечить раны, но только телесные... И то с радостью уступил эту обязанность жрице. Я втайне надеялся, что это сблизит ее и Камбея, что забота Кирары не оставит равнодушным моего генерала. Ну и не слишком удобно перевязывать раненой рукой раненую ногу.
      Чтобы не сходить с ума от тоски по Юки, я взялся укреплять оборону Канны - на всякий случай. Кое-как левой рукой набросал чертежи укреплений; с орудиями было сложнее, я еле разобрался в наработках Хейхати. Зато когда их начали сооружать, я словно ощутил рядом незримое присутствие рыжеволосого инженера. Хейхати не просто погиб как самурай, он оставил после себя нечто большее, чем слава - безопасность для крестьян на долгие годы. Так, может быть, и Камбей сможет сделать шаг на путь созидания и найти в этом средство жить дальше?
      Я попытался заговорить об этом, когда в очередной раз потащил Симаду смотреть усовершенствованные укрепления, а он в очередной раз свернул к могилам над обрывом.
      - Здесь похоронены последние самураи, - сказал я. - Мы же не в счет, так? Мы ведь тоже спим в этой земле, и какая разница, что мы еще дышим, ходим, еще можем что-то сделать для живых?
      Камбей стоял, не отвечая, глядя куда-то внутрь себя.
      - Зачем ты продолжаешь учить Кацу? Ты надеешься... На что?
      Генерал не отвечал. Не хотел? Не мог?
      - Думаешь, Кацусиро заменит его? - я кивнул на два клинка, воткнутые в холм.
      Камбей взглянул на меня, помедлил и произнес:
      - Пожалуй, ты прав. Но... не в том смысле заменит. Кацусиро...
      - Заменит тебя и меня. И Хейхати, и Горобея, и Кикутие. Ты не можешь похоронить будущее самураев... Так, как похоронил собственное.
      Камбей недобро сощурился: мол, что ты имеешь в виду?
      - Век самураев прошел. В мире, где не желают воевать, мы - помеха, напоминание о ненавистном всем хаосе и разрушениях. Будущее принадлежит торговцам и крестьянам. Значит, нам нужно смириться и спокойно вымереть, так?
      - Понимаю, к чему ты клонишь, Сити. Чтобы не стать последними самураями, мы должны воспитать новое поколение. А есть ли в этом смысл? Что будут делать новые самураи в мире, который стремится отойти от войн? Пытаться вернуть прошлое?
      - Помогать строить будущее. Мы много лет воевали ради войны. У наших учеников будут другие цели. Вряд ли совсем уж не найдется желающих вернуть Эпоху войн.
      - У наших учеников, ты сказал?! - Камбей был изумлен, и я не мог удержаться от улыбки. - Кого же ты возьмешь в обучение? Рикити?
      - Вы мыслите слишком мелко, мой генерал, - теперь я улыбался до ушей, - Я планирую основать додзё. Вот только наставника по бою на мечах из меня не выйдет... Выручите, Камбей-сама?
      Камбей посерьезнел и покачал головой:
      - Я умею только убивать. Научить защищать я не смогу.
      - Ага, убивать, и еще проигрывать сражения. Камбей! - я сжал его руку, - Кацу стал настоящим воином, совсем немного пробыв рядом с тобой. У нас нет даймё, нам не за кого сражаться, а ты можешь показать, за что стоит воевать. Ну и кроме того, я уже написал Юкино, чтобы присмотрела дом в соседнем квартале. Надеюсь, ты не будешь против того, чтобы возглавить школу? А то сенсей-ресторатор - как-то несолидно...
      Камбей усмехнулся:
      - Отрезаешь мне пути к отступлению, майор? - но в глазах его читалась благодарность.
      - Ах да! Не думаешь же ты, что справишься со школой один, ну, с моей посильной помощью? Дому нужна будет хозяйка. Кирара больше не жрица...
      - Ситиродзи! - застонал Камбей, - Всему есть предел!
      - Слушай меня, Симада Камбей! Это только на войне естественно мужчинам любить мужчин! Только друг с другом мы можем разделить смерть во всей полноте. Но сейчас мир, время любить женщин и строить с ними жизнь. Ты же понял это три года назад, когда отказался от меня, так прими это и для себя самого!
      Я обнаружил, что сжимаю плечи Камбея и практически трясу его, и отступил на шаг. А он протянул руку и провел пальцами по моей щеке.
      - Я не уверен, что смогу, Сити. Но раз ты просишь, я попытаюсь.
      Возвращаясь в Когакё, я набрал для Юкино кучу трофейных безделушек. Но главный подарок я вез себе - Камбея, с которым ехала Кирара. И я думал: а зачем делить жизнь и любовь между синими и серыми глазами, если смерти больше нет?

Отредактировано Kosichko (16-09-2008 08:27:49)