Организация разведки в войсках феодальной Японии
Необходимое предисловие. Ниже приводиться статья Алексея Горбылёва "Неизвестное нин-дзюцу" из журнала "Кэмпо". Хотя речь в ней идет в основном о ниндзя, есть интересный кусок об организации разведки в самурайских войсках. Думаю, будет полезно узнать некоторые подробности.
Миннакири Дзёю.
Мало кто из нынешних поклонников боевых искусств не слышал о ниндзя. И хотя никто из них ни разу в жизни живого ниндзя в глаза не видел и толком никакого представления об их непонятном искусстве не имеет, за нин-дзюцу прочно утвердилась репутация самого-самого: самого боевого, самого хитроумного, самого выдающегося. И ничего удивительного в этом нет, ведь многочисленные авторы популярных брошюр твердят в один голос: "Прошедшие сверхчеловеческую по трудности физическую и психическую подготовку, прекрасно владеющие всеми приемами кэмпо без оружия и с оружием, ниндзя легко преодолевали крепостные стены и рвы, часами могли оставаться под водой, умели ходить по стенам и потолку, сбивать с толку погоню, сражаться с безумной отвагой". Ну как тут устоишь, чтобы рот не раскрыть.
Вот и растут как грибы в разных городах бывшего необъятного Союза многочисленные секции, где "учат на ниндзя". Только диву даешься. Ну скажите, откуда взяться ниндзя в каком-нибудь Талды-Кургане? Ан нет, местный сэнсэй вам горделиво пояснит, что и туда занесла их нелегкая. Только в Нижнем Новгороде процветают, как минимум, три секции нин-дзюцу, а уж про Москву и Питер вообще говорить не стоит - тут сам Бог велел, чтобы их десятки были.
При посещении подобных секций нин-дзюцу поражаешься не диковинным приемам (выясняется, что в области калечения себе подобных ничего особенного местные наставники показать не могут, а традиционным оружием работать, как правило, не умеют), не таинственным методам шпионских действий, которые здесь никто не преподает, а схожести "историй" "тайных школ".
По словам сэнсэев, все эти секретные школы, упоминания о которых нет ни в каких источниках, возникли в дни седой старины - в 7, 8, 9 и т.д. веках - в горах Японии, Китая или Тибета, а то и вовсе где-нибудь на Шри-Ланке (впрочем, где точно - неизвестно), не без участия какого-нибудь горного отшельника или монаха-воителя, имя которого строго засекречено. Они якобы орудовали в том или ином районе, развили многочисленные методы рукопашного боя со всеми мыслимыми и немыслимыми видами оружия (правда, при виде манипуляций рассказчиков в этом возникают большие сомнения) и были переданы нашим наставникам какими-то японцами под кодовыми именами типа "Ямомота из-под Киота", по неизвестной причине вдруг сподобившимися поделиться секретами семейной школы с Иванами, а потом исчезнувшими в неизвестном направлении.
Когда слушаешь эти истории, всегда начинает казаться, что все эти "сэнсэи" у одного и того же человека учились, уж больно похоже материал излагают. Да нет, вроде технику они разную показывают - этот, видно, каратэ занимался, а этот айкидо, а тот и вовсе непонятной смесью из нескольких китайских стилей. Нет, не учились они у одного человека, да и вообще никогда никаким ниндзюцу не занимались. Секрет прост: все они читали одни и те же книжки.
Сегодня во многих странах мира, в том числе в СНГ, выходят сотни книг по нин-дзюцу. Однако практически вся информация, в них представленная, может быть прослежена до нескольких источников - либо до сочинений "основателя единственной истинной организации ниндзя Будзинкан-додзё" японца Хацуми Мацааки, слова которого на разных языках пересказывают десятки учеников во всех уголках света, либо до отдельной брошюрки какого-нибудь ловкого товарища, просто пожелавшего поэксплуатировать тягу европеоидов к непонятному и таинственному миру японских шпионов и пропагандирующего собственно изобретенную школу "нин-дзюцу".
При этом различия в названиях книг и именах авторов совсем не означают различия в подходах к исследованию такого сложного феномена как ниндзюцу. В целом все эти "историки", в подавляющем большинстве не владеющие японским языком и никогда не державшие в руках ни исторических хроник, ни собственно трактатов по нин-дзюцу, излагают одну и ту же версию: ниндзя - это особый "тайный" клан (слово "клан" почему-то понимается при этом как "тайное общество" а не как "род, родовая община" - согласно определению четырехтомного "Словаря русского языка" 1958 года издания) в основе идеологии которого - следование эзотерическому духовному учению сюгэндо ("путь обретения сверхъестественного могущества"), направленному на достижение гармонии со Вселенной. Поскольку приверженцы сюгэндо не пользовались благосклонностью властей и постоянно подвергались гонениям, кланам ниндзя пришлось разработать секретное искусство диверсий, шпионажа и рукопашного боя, впоследствии получившее название "нин-дзюцу".
Таким образом, клан ниндзя - это не шпионская организация, а общество искателей высшего просветления и достижения гармонии с окружающим миром.
Однако при изучении японских исторических сочинений, классических произведений художественной литературы, подлинных трактатов по нин-дзюцу, а также благодаря исследовательской работе ведущих специалистов в области истории нин-дзюцу - Ямагути Масаюкэ, Окусэ Хэйситиро, Нава Юмио и других - выявляется во многом иной образ ниндзя и нин-дзюцу.
Чтобы не быть голословным, процитирую книгу XVIII века "Названия самурайских родов" ("Букэ мёмокусё"): "Синоби-но моно выполняют различные шпионские задания. Поэтому их называют еще "кандзя" или "тёдзя". Таким образом, служба их заключается в том, что они тайно проникают в чужие страны (провинции) и узнают положение дел во вражеском стане или по временам, смешавшись с противником, выискивают его слабые места. Кроме того, проникнув во вражеский лагерь, они пускают огонь, и еще в качестве убийц убивают людей. Во многих случаях используются эти синоби. Называют их также "моно-кики", "синоби-мэцукэ" и еще по-разному. Если с самого начала служебные обязанности их не оговорены, нет таких заданий, которые бы им не поручали.
Служат в качестве синоби простолюдины, "легконогие" (асигару), полицейские стражники (досин), раппа, сэппа и другие. Неподалеку от столицы Киото в провинции Ига и в Кога (провинции) Оми было много дзи-дзамураев, после годов Онин (1467-1477) они создали свои партии (то), и днем и ночью стали вести военные действия, занимались также кражами и грабежом. Многие из них стали мастерами в собственном искусстве шпионажа (кантё-но дзёцу), после чего князья (даймё) всех кланов стали нанимать этих дзи-дзамураев (на службу). Обычным делом стало назначать их на должности лазутчиков (синоби). И прозвали их Ига-моно - "Люди из Ига" - и Кога-моно - "Люди из Кога"" (перевод цит. со старояпонского по изд.: Кодзи руйэн. Токио, 1969, т.34, с.346).
Эта цитата очень часто встречается в различных японских исследованиях по нин-дзюцу, и в этом нет ничего странного, ведь в ней довольно точно расставлены все акценты относительно того, кто такие ниндзя (или, как они названы в источнике, синоби-но моно) и какова роль пресловутых тайных кланов в развитии искусства шпионажа. Итак, что же такого важного заложено в этом отрывке?
Во-первых, из цитаты следует, что синоби-но моно - это военные шпионы и разведчики, находящиеся на службе у феодальных князей. Именно "шпионская" функция, а не принадлежность к какому-либо религиозно-мистическому учению, является основой для выделения этой категории. Именно поэтому источник запросто заменяет слово "ниндзюцу" словом "кантё-но дзюцу", которое обозначает именно шпионское искусство без примеси каких-либо духовных аспектов, а вполне тривиальные слова со значением "шпион" - кантё и тёдзя, пришедшие из Китая и использующиеся для обозначения этого рода занятий по сей день, трактует как синонимы к "синоби-но моно".
Примечателен в этом смысле список групп, из которых набираются синоби - это и простолюдины, и низший слой самураев (асигару), и так называемые стражники (досин), выполнявшие полицейские функции и охранявшие замки феодалов, и различный военно-уголовный сброд сэппа и раппа (которые, по сообщению японских источников, представляли собой банды "разбойников гор и полей"). Добавьте к этому тот факт, что в ряде источников, например в "Дневнике семьи Момии" ("Момии-кэ никки") используется термин "синоби-но самурай" (см. "Кодзи руйэн", т.34, с.355), то есть "самурай, выполняющий функции синоби-но моно", и становится ясно, что синоби-но моно на службе у какого-нибудь князя мог стать практически любой человек, обладавший специальными навыками.
Далее, в отрывке из "Букэ мёмокусё" очень точно сформулирована роль знаменитых группировок из Ига и Кога. Среди их представителей было немало мастеров "собственного искусства шпионажа", то есть там действительно существовала традиция изучения нин-дзюцу и передачи его знаний из поколения в поколение. Однако "люди из Ига и Кога" отнюдь не названы создателями искусства шпионажа, да и выход их на большую арену шпионажа отнесен к довольно позднему периоду - к концу XV века.
Конечно, на основании одной только этой цитаты нельзя судить о столь сложном феномене как нин-дзюцу, но ее подкрепляют многочисленные сообщения из других исторических источников, например из "Хроники пяти поколений Ходзё" ("Ходзё годайки"), "Записей восьми провинций Канто" ("Ханхассю-року"), "Воинской хроники Мацуо" ("Мацуо-гунки") и целого ряда других.
Таким образом можно сделать вывод о том, что современные "историки нин-дзюцу" сильно исказили реальный образ японских "невидимок", а значит концепция истории нин-дзюцу, господствующая в современной литературе на эту тему, требует пересмотра на основе анализа имеющихся исторических документов, что я и попытаюсь сделать далее.
Итак, когда же возникло нин-дзюцу? Ответить на этот вопрос одновременно и очень легко, и очень сложно. Легко, потому что многие элементы этого искусства - следопытство, умение выслеживать врага, бесшумно подкрадываться - связаны с охотой, а потому были известны уже первобытным людям. Однако в средневековой Японии нин-дзюцу фигурирует не просто как набор разрозненных методов, а как стройная система, опирающаяся на разработанную теорию, то есть как особая наука и особое искусство. Наукой нин-дзюцу можно назвать благодаря строго логичному, рациональному строю его принципов, но, с другой стороны, оно, как всякое подлинное искусство не терпит шаблона и требует подлинно творческого подхода от своего исполнителя. Поэтому, говоря об истоках нин-дзюцу, важно определить с какого момента разрозненные элементы оказались соединенными в единую систему.
Японские историки связывают становление нин-дзюцу в качестве особой науки-искусства с влиянием знаменитого китайского трактата по военному искусству "Сунь-цзы", который был написан приблизительно в V веке до н.э. и в VII веке уже нашей эры завезен в Японию. В этой работе в главе "Использование шпионов" китайский военный мыслитель Сунь У впервые в мировой практике дал систематическое описание конкретных методов использования шпионов. Однако вклад китайского стратега в развитие нин-дзюцу отнюдь не исчерпывается этим фактом. В своем трактате Сунь У сумел сформулировать особый принцип военного искусства, который пронизал нин-дзюцу снизу доверху и который, в силу решающего значения для этого искусства, можно назвать его сущностью.
О чем идет речь? В третьей главе трактата, название которой можно перевести как "Стратегическое нападение" (Н.И.Конрад) или как "Нападение посредством стратагемы" (Л.Джайлз), провозглашается: "Сто раз сразиться и сто раз победить - это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего - покорить чужую армию не сражаясь". (Цит. по: Н.И.Конрад. Синология. М., 1995, с.28).
Как это достигается? Стратегическим нападением, или нападением при помощи стратагем (по-японски "боряку", "бокэй" - "хитрость, уловка, маневр, интрига, заговор, хитроумный план"). Стратагема - это такой стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. Стратагема подобна алгоритму, она организует последовательность действий в операции, незаметным образом вынуждая противника делать ходы, выгодные для применяющего ее.
Способность предвидеть последствия поступков называют стратагемностью. Раскрывая способность просчитать ходы в политической или военной игре, а порой не просто просчитать, но и запрограммировать их, исходя из особенностей ситуации и качеств противника, стратагемность служит образцом активной дальновидности. Как метод составления и использования стратагем она зародилась в глубокой древности и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы.
Умение составлять стратагемы свидетельствовало о способностях человека, а наличие плана вселяло уверенность в успехе. Поэтому издревле стратегия и стратегические планы стали пользоваться в Китае большим уважением. Состязание в составлении и реализации стратагем шло во всем - от политики до игры в китайские облавные шашки вэй-ци. Появился даже специальный термин - чжидоу, обозначавший такую состязательность, а в процессе практики составления и применения стратегических планов сложилась целая система из 36 классических стратагем.
Попав в Японию, стратагемы оказались в центре внимания ниндзя, что вполне понятно, поскольку в тайной войне лучшая операция та, которая имеет далеко идущие последствия, но при этом остается полностью невидимой для чужих глаз. Хитроумные стратегические планы, основанные на психологической манипуляции противником, представляли в этом плане целое сокровище, которым не преминули воспользоваться "воины ночи".
Приведу два примера для иллюстрации использования стратагем в ниндзюцу.
В середине XVI века князь Мори Мотонари воевал против даймё княжества Амако. Начальник разведки Мори разработал хитроумный план для ниспровержения Амако, который затем был с успехом реализован. По приказу Мотонари из тюрьмы был выпущен приговоренный к смерти разбойник с условием, что он будет шпионить в пользу князя Мори. Под видом паломника вместе с группой пилигримов он направился в княжество Амако, но на границе на них напали переодетые бандитами самураи Мори. В стычке "паломника" убили, после чего самураи Мори нацепили ему на шею амулет, в котором было записано послание от Мори к одному из военачальников Амако. Поскольку все это происходило на глазах у "пограничников" Амако, те не преминули вмешаться, чтобы защитить бедных паломников, но в результате им достались лишь мертвые тела скитальцев. Труп шпиона тщательно обыскали и нашли письмо князя Мори. Из текста послания явствовало, что не только адресат, но и еще несколько военачальников Амако перешли на сторону врага. "Умный" князь Амако воспользовался этой находкой и тут же казнил своих лучших полководцев, а через некоторое время его обезглавленная армия потерпела сокрушительное поражение от войска Мори.
В некоторых версиях этой истории упоминается, что такой план был разработан начальником разведки Мори неспроста. Дело в том, что он был членом семьи, практиковавшей нин-дзюцу и враждовавшей с князем Амако. Поэтому, когда Амако решил разделаться со своими недругами ниндзя, их представитель разработал хитроумный план, чтобы "разобраться" с ним втихую, и "убрал" его при помощи вышеописанной операции с участием князя Мори.
В этом случае была дважды использована стратагема N3 "Убить чужим ножом". Однако зачастую так просто решить проблему оказывалось невозможно и требовалось разработать план, в котором бы использовалось сочетание нескольких стратагем. Примером реализации такого плана могут служить действия Исэ Сабуро Есимори, начальника разведки в войски Минамото Есицунэ во время войны между Минамото и Тайра в конце XII века.
Когда Минамото Есицунэ высадился с небольшим отрядом на остров Сикоку, выяснилось, что там находилась сильная вражеская армия во главе с Ава-но Нориёси. Тогда Исэ Сабуро Есимори во главе всего 16 безоружных воинов выехал навстречу и вступил с Нориёси в переговоры. Он сказал, что в битве накануне пали многие родственники Нориёси, а его отец добровольно сдался в плен. По словам Есимори, "всю минувшую ночь он пребывал в великом горе, говоря мне: "Увы, сын мой Нориёси, ни сном, ни духом не ведая, что я остался в живых, будет завтра сражаться и падет мертвый! Сколь это скорбно!" И стало мне жаль твоего отца, так жаль, что я прибыл сюда, дабы встретиться с тобой и поведать тебе эти вести. Решай же сам, как тебе поступить - либо принять бой и погибнуть, либо добровольно сдаться нам в плен и вновь свидеться с отцом... От тебя самого зависит твоя дальнейшая участь" (Повесть о доме Тайра. М., 1982, с.517). По-видимому, помощники Есимори распустили повсюду слух о пленении отца Есимори, и тот, поверив хитрому шпиону, сдался. А вслед за ним перед отрядом Минамото всего в 500 бойцов капитулировала и его трехтысячная армия. "Замысел Есимори увенчался поистине блестящим успехом! - восхищался Есицунэ хитроумной уловкой (боряку) своего вассала" (там же).
Дело на этом не кончилась. В самый разгар битвы при Данноуре, в котором решалась судьба войны между Минамото и Тайра, Ава-но Сигэёси, отец Нориёси, "купленный" на сына, перешел на сторону Минамото, в результате чего Тайра потерпели сокрушительное поражение. В этом случае Исэ Сабуро использовал комбинацию стратагем "Убить чужим ножом", "извлечь нечто из ничего" (смысл которой заключается в том, чтобы представить выдумку реальностью), "Чтобы обезвредить разбойничью шайку, надо сначала поймать главаря", "Сеяние раздора" и некоторых других.
В своих размышлениях Сунь-цзы исходил исключительно из рациональных соображений. Он отрицал значение всякого рода гаданий и магии в военном деле. Такой подход вообще был характерен для китайских мыслителей, следующих в русле конфуцианской традиции. Однако к моменту появления трактата "Сунь-цзы" в Японии (т.е. в VII веке н.э.) в Китае чрезвычайно развились многочисленные даосские и буддийские секты, подход которых к проблеме гаданий и магии был диаметрально противоположным.
Поэтому почти одновременно с "Сунь-цзы" в Японии появились и трактаты, описывающие приемы магии, направленные на достижение невидимости. Так, в японской хронике "Нихонги" под 602 годом сообщается: "Зимой, в 10-ю луну, сюда прибыл монах Кванрёк из Пэкче. [Он] преподнес [двору] книги о [составлении] календарей, а также трактаты по астрономии и географии и вместе с ними трактаты об искусстве прятаться за щиты. В это время отобрали трех-четырех учеников и повелели [им] учиться у Кванрёка. Тамафуру, предок "фубито" Яго, учился законам составления календарей. Косо, староста деревни Отомо, изучал астрономию и [искусство] прятаться за щиты. Все они учились [до тех пор пока не] постигли дело" (цит. по "Буддизм в Японии". М., 1993, с.368-369).
В этом отрывке речь идет о так называемом "тонко" (букв. "прятаться за щитом") - искусстве становиться невидимым при помощи особого рода магических заклинаний.
Формулы "тонко" заняли прочное место в японских будзюцу. Например, они вошли в программу двух крупнейших школ, соперничающих за право называться древнейшей кодифицированной школой японского боевого искусства, - Нэн-рю и Тэнсин Сёдэн Катори Синто-рю. До наших дней сохранился трактат "Невидимое бегство в восемь ворот при помощи тонко" ("Хатимон тонко"), принадлежащий кисти безымянного ниндзя из Ига. Упоминается учение о тонко и в знаменитой энциклопедии ниндзюцу XVII века "Десять тысяч рек собираются в море" ("Бансэнсюкай").
Включение тонко в подготовку ниндзя было не случайным. Дело в том, что в отличие от доктрины использования шпионов Сунь-цзы, японское нин-дзюцу испытало на себе сильное влияние со стороны различных религиозно-мистических учений, в первую очередь - со стороны синкретической концепции сюгэндо. О роли последователей сюгэндо - горных отшельников ямабуси - в истории нин-дзюцу писано немало, но писано неспециалистами, абсолютно не разбирающимися в этой области.
Во многих популярных изданиях рассказывается о гонениях на горных отшельников (ямабуси) - последователей сюгэндо. Эти гонения были вызваны тем, что значительную часть ямабуси составляли самозванные монахи, проповедовавшие в народе совсем иную доктрину буддизма, нежели ту, которую поддерживало правительство. Считается, что эти преследования и послужили толчком к развитию в среде горных отшельников тайных методов партизанской войны, маскировки и рукопашного боя, из которых впоследствии выросло нин-дзюцу.
Однако при внимательном знакомстве с историей сюгэндо вскрываются многие слабые места данной версии. Так, преследования ямабуси продолжались очень недолгое по историческим меркам время, всего около двадцати лет, и быстро прекратились. Уже сразу после смещения монаха-министра Докё, главного противника горных отшельников, почти все ограничения деятельности ямабуси были сняты. Правительство потерпело решительное поражение в борьбе против сюгэндо, к которому примкнули даже некоторые представители аристократии и высшего буддийского духовенства. Поэтому особой нужды у горных аскетов в занятиях военным искусством не было.
Вообще в источниках очень трудно отыскать какие-либо сведения об участии ямабуси в военных столкновениях и тем более о практике ими воинских искусств или ниндзюцу. Нет такой информации и в "Истории всех гор" ("Сёдзан энги"), одном из важнейших сочинений по сюгэндо, написанному в конце XII века, которое довелось переводить автору статьи при работе над диссертацией, посвященной влиянию "Пути достижения сверхъестественного могущества" и культа гор на мировоззрение средневековых японцев.
Тем не менее, некоторые намеки на участие ямабуси в военных действиях все же существуют. Относятся они ко второй половине XII века, когда сложились довольно крупные организации горных отшельников, контролировавшие большие территории и располагавшие значительными армиями монахов-воинов.
Столетием позже многие военачальники стали использовать ямабуси в роли шпионов, что зафиксировано в источниках той поры, например в "Повести о великом мире" ("Тайхэйки"). Объясняется это довольно просто: ямабуси, как и другие монахи, имели право прохождения через многочисленные границы без досмотра и документов, для этого им было достаточно продемонстрировать какие-либо профессиональные навыки, к тому же группы ямабуси, идущие к очередному святому месту, были обычным явлением и ни у кого не вызывали подозрений. Этим стали пользоваться и обычные шпионы, мало-мальски знакомые с ритуалами и молитвами горных отшельников.
Как видим, роль ямабуси в истории нин-дзюцу была гораздо скромнее, нежели об этом говорят многочисленные "историки". Но тогда встает закономерный вопрос, почему же даже японские историки нин-дзюцу подчеркивают большое влияние сюгэндо на это искусство?
Во-первых, потому что ямабуси разработали немалое количество эффективных методик тренировки человеческой психики и управления ею. Нельзя недооценивать значение этого факта, особенно, когда речь идет о боевом искусстве, где цена победе - жизнь. Во-вторых, учение ямабуси, живших бок о бок с семейными кланами, которые из поколения в поколение практиковали нин-дзюцу, во многом определило мировоззрение последних. Свидетельством тому являются различные приемы магии (включая знаменитые пальцовки и заклинания кудзи-ин), типичные для ямабуси амулеты-обереги, которыми пользовались ниндзя, а также поклонение особым богам из пантеона сюгэндо.
Однако дело здесь не только в реальном влиянии ямабуси на нин-дзюцу. Средневековое сознание вообще всегда стремилось придать ценность тому или иному явлению, связывая его с каким-нибудь божеством, героем, мудрецом, религиозным святым. Именно в этой роли и выступили в данном случае ямабуси, жизнь которых для японцев была неразрывно соединена со святостью, общением с потусторонним миром, с обладанием сверхъестественными силами. Кстати говоря, если покопаться в японской исторической литературе, можно найти и другие версии происхождения нин-дзюцу, так или иначе лежащие в том же русле, что и теория ямабуси. Так, некоторые легенды приписывают создание нин-дзюцу Абэ-но Сэймэю, который стал первым японским последователем учения об Инь и Ян и гадателем по этим двум первоначалам вселенной (онмё-дзюцу), а в преданиях ниндзя из провинции Кии основателем искусства шпионажа назван китайский даос Сюй Фу, якобы прибывший в Японию. в III веке до н.э. в поиске плода бессмертия по приказанию императора Цинь Шихуан-ди.
В развитии нин-дзюцу гораздо более значимой чем ямабуси была роль японского военного сословия самураев. Об этом практически все авторы работ по истории нин-дзюцу вообще не упоминают, словно не самураи вели абсолютно все войны в феодальной Японии. Подобный подход опирается на идею противостояния культуры самураев и культуры ниндзя. Так, по утверждениям многих "историков", кодекс чести бусидо якобы не позволял им использовать шпионаж и военные хитрости, которые по этой причине стали уделом париев-ниндзя. Например, В.В.Момот в своей книге "Рожденные во тьме" (Харьков, 1992) пишет: "Он (самурай) никогда не ставит под сомнение поступки своего начальника и господина. Он может только воевать. Такой кодекс поведения приводит иногда к гротескным ситуациям. Так, порой самурай может заметить, что, например, его господин сошел с ума, тем не менее, он должен, так требует честь его звания, рисковать своей жизнью ради исполнения капризов этого монстра".
Однако на поверку оказывается, что подобная картина весьма далека от истины. Нельзя забывать, что бусидо (оформившееся, кстати, в единую систему не ранее XVII века), строилось на взаимных обязательствах господина и вассала, и если вассал считал себя неоцененным, невостребованным, он был вправе покинуть своего сюзерена. Одной из важнейших концепций бусидо была концепция "макото" - высшей истины и искренности. Сущность макото в том, что истинный самурай должен сочетать в себе высшую искренность своих намерений с верой в чистоту и правоту своей миссии. Поэтому бусидо не имеет ничего общего с теми глупыми предрассудками, которые зачастую приписывают самураям.
В реальности самураи прекрасно понимали значение шпионажа и военных хитростей в военном деле. Поэтому не приходится удивляться, что добрую половину всех школ нин-дзюцу создали именно самураи. Кстати, самая ранняя, согласно письменным источникам, школа нин-дзюцу носит имя Есицунэ, великого полководца из самурайского рода Минамото - Есицунэ-рю.
Вообще ниндзя решали далеко не все проблемы обеспечения своих хозяев разведданными. Как правило, они выполняли разовые поручения особого рода или действовали в глубоком вражеском тылу, а насущные проблемы армейской разведки решались совсем другими органами. Во всяком случае к концу XVI века японские феодальные армии располагали четкой системой организации войсковой разведки. Представления об этой системе дают такие классические сочинения конца XVI века, как "Памятные записки Хосокавы Юсая" ("Хосокава Юсай обоэгаки"), "Книга о разведке на войне" ("Гунтю сэкко-сё"), "Дневник войны в Корее" ("Корай-никки") и другие. (Отрывки из этих текстов опубликованы в "Кодзи руйэн" в т.34).
Поскольку основным методом войсковой разведки является наблюдение, то и разведчиков японцы называли "наблюдателями" - "мономи". По функциям различались тика-мономи - "ближние наблюдатели", располагавшиеся на переднем крае своих войск, тоо-мономи - "дальние наблюдатели", высылавшиеся вперед, поближе к противнику, и синоби-мономи - "невидимые наблюдатели", действовавшие во вражеском ближнем тылу. "Легконогие наблюдатели" - асигару-мономи - занимались разведкой местности, а сутэ-камари - "выбрасываемые (вперед) и пригибающиеся" - снайперским уничтожением командиров противника. Для осуществления налетов, засад, поисков и рейдов создавались специальные разведывательные отряды, различавшиеся численностью. Согласно "Дневнику войны в Корее", оо-мономи - "большой отряд наблюдателей" - отбирался в числе ста воинов от каждой тысячи солдат, нака-мономи - "средний отряд наблюдателей" - в числе пятидесяти бойцов от каждой тысячи, сё-мономи - "малый отряд наблюдателей" - в числе от одного до сорока пяти воинов от каждой тысячи. Для контроля за настроениями своих войск использовались "видящие" - мэцукэ, часть из которых действовала тайно - синоби-мэцукэ. Вопросами контрразведки ведали "прочищающие глаза" - "мэакаси", специализировавшиеся на раскрытии и захвате вражеских шпионов.
Таким образом, японские феодальные армии располагали весьма разветвленной разведывательной организацией, но в наиболее сложных случаях и для осуществления особых операций военачальники и феодалы предпочитали обращаться к настоящим профессионалам, то есть к представителям тех семей, которые традиционно занимались изучением и практикой методов шпионажа.
Такими специалистами в средневековой Японии были, прежде всего, несколько десятков семей из провинции Ига и уезда Кога провинции Оми. Однако речь идет совсем не о каких-то непонятных "тайных кланах", а о вполне понятных мелкофеодальных родах, избравших своей профессией военный шпионаж. Большинство из них принадлежали к категории госи. Госи представляли собой особый класс японского феодального общества. Обычно их определяют как низший слой самурайства, однако госи отличались от самураев, подчинявшихся тому или иному крупному феодалу, тем, что они владели собственными поместьями и не подчинялись никаким князьям-даймё. В уезде Кога было 53 клана госи, которые к XV веку образовали объединение "53 семьи из Кога", а в провинции Ига, где почти вся земля принадлежала буддийским монастырям, поначалу господствовали два крупных клана госи - Хаттори и Оэ, но позже род Хаттори поглотил Оэ, а затем сам разделился на три семьи - Хаттори, Момоти и Фудзибаяси.
В самом факте существования семей, бережно хранивших традиции шпионажа, для Японии ничего особенно странного нет, ведь недаром у японцев существовала пословица: "Сын кузнеца становится кузнецом, а сын самурая - самураем". Странно другое: откуда смогли госи из Ига и Кога поднабраться таких специфичных знаний?
Центральным объектом исследования здесь должна стать семья Хаттори, поскольку именно от нее расходятся щупальца шпионской науки. Итак, кто же такие Хаттори?
Иероглифы, которыми записывается фамилия Хаттори, могут быть прочитаны также как "Фуку-бэ", что означает "Платяная корпорация". Элемент "бэ" свидетельствует об иностранном, скорее всего китайском, происхождении этого рода, а все слово показывает, что он, поселившись в Японии, занимался изготовлением тканей. Известно также, что кроме ткачества Хаттори обладали неплохими познаниями в области театральных представлений "саругаку", включавшими в себя пение, танцы, акробатику, фокусы и т.д.
Пришельцев из Китая в стране Восходящего солнца ценили очень высоко, поскольку они обладали обширными знаниями в науках и ремеслах. Поэтому предки Хаттори исстари занимали привилегированное положение. Глава этой семьи уже к X веку превратился в мурадзи - "губернатора" - провинции Ига, а члены его семьи стали служить в охране самого императора.
Но во второй половине XII века в период войн между самурайскими группировками Тайра и Минамото Хаттори сделали роковую ошибку: они поддержали Тайра, которые потерпели сокрушительное поражение в войне с Минамото. В результате Хаттори потеряли весьма престижное и доходное положение губернаторов провинции, однако удержали за собой небольшие территории в горах Судзука в провинции Ига. Судя по всему, именно потребность защиты своих владений от посягательств врагов и вынудила Хаттори заняться партизанской войной, оживить в памяти наставления китайских классиков по военному искусству, в том числе трактат "Сунь-цзы". Пригодились тут и знания в области саругаку, и опыт службы в охране дворца.
Кроме того, развитию особых шпионско-диверсионных навыков способствовал целый ряд других факторов: труднодоступность горных районов Кога и Ига, их важное стратегическое расположение на удалении всего лишь в 80км от тогдашней столицы Японии города Киото, отсутствие в Ига и Кога крупных феодалов-даймё, влияние располагавшихся по соседству крупнейших буддийских храмов и группировок отшельников-ямабуси. К тому же эти труднодоступные районы с древних времен становились прибежищем для тех, кто по какой-то причине не ладил с власть имущими - для разорившихся крестьян, воинов разгромленных политических группировок, горных мистиков-ямабуси и просто разбойников, из которых можно было легко набрать хорошую дружину суровых молодцев.
Однако госи из Ига и Кога были озабочены не только проблемами обеспечения безопасности от внешнего врага. С конца XII века окрепшие госи повели ожесточенные войны друг против друга в целях захвата новых земель и богатств. В этот период были построены десятки крепостей и замков, окруженных рвами, накоплены большие запасы оружия, созданы мощные дружины. До наших дней во многих поселках уезда Кога и в Ига сохранились развалины крепостей, которые свидетельствуют о битвах тех дней. В огне этих сражений рождалось и совершенствовалось тайное искусство партизанской войны и шпионажа, которое позже получило название "нин-дзюцу".
Ко второй половине XV века Япония вступила в период феодальной раздробленности и беспрерывных войн. В условиях постоянной войны всех против всех важнейшим условием успеха стала хорошая осведомленность о положении в стане врага и его замыслах. Все военные феодалы-даймё испытывали острейшую нужду в профессионально подготовленных шпионах и разведчиках, а как известно спрос рождает предложение. Госи из Ига и Кога, обладавшие богатым опытом ведения мелкомасштабных партизанских боев в сложных горных условиях, имевшие "под ружьем" сильные, прекрасно натренированные в методах диверсий и убийств дружины, решили сделать свой бизнес путем "сдачи в аренду" профессиональных киллеров. В "Сказании о замке Одавара" ("Одавара-ки") говорится : "С наступлением эпохи Сэнгоку-дзидай [даймё] различных провинций, начиная с [властителей] замка Одавара, стали нанимать по 50-30 [воинов], именовавшихся "Ига-сю" - "Люди из Ига" - и использовать их для организации засад и других акций" (цит. по: Сасама Есихиса. Нихон будо дзитэн. Токио, 1982, с.544). Подобные услуги весьма хорошо оплачивались, о чем свидетельствует, например, гонорар знаменитого дзёнина Хаттори Хандзо, полученный им за обеспечение безопасности князя Токугавы Иэясу во время путешествия последнего по провинции Ига - 300 коку (1 коку - около 150кг риса - норма потребления человеком в течении года) - 45 тонн!
Поскольку сражения в то время вели гораздо более крупные хищники, госи из Ига и Кога, осознав бесплодность попыток разобраться друг с другом и найдя другие возможности для заработка, поняли, что для них выгоднее совместными усилиями защищать свои владения от посягательств извне. и они объединились в довольно крупные военно-политические союзы.
Конец XVI века принес конец союзам госи Ига и Кога. Сначала госи из Кога после разгрома их покровителя князя Сасаки, правившего провинцией Оми, были вынуждены изъявить покорность первому объединителю Японии Ода Нобунага. А несколькими годами позже Ода выступил в поход и против союза госи, контролировавшего "бесхозную" провинцию Ига, откуда был изгнан местный князь. События тех лет получили название "Тэнсё Ига-но Ран" - "Мятеж в Ига годов Тэнсё". В это время четырехтысячная армия коалиции госи, в состав которой входило около 600-700 профессиональных лазутчиков-диверсантов, была наголову разбита сороокавосьмитысячной армией диктатора Японии, после чего провинция Ига перешла в его владение, а оставшиеся в живых ниндзя разбежались по разным частям Японии в поисках спасения и заработка. В результате в разных районах Японии почти одновременно возникло несколько новых школ нин-дзюцу, продолжавших традицию Ига-рю.
С приходом к власти сёгунов династии Токугава и установлением мира на японских островах начался медленный процесс умирания искусства ниндзя, поскольку применить им свои диковинные таланты было почти негде. однако никакой пресловутой резни "кланов отверженных" никогда не было. Часть ниндзя поступила на службу сёгунату в качестве тайных полицейских агентов мэцукэ, часть вошла в особые разведывательные группы, которые по "Уложению о военной службе" ("Гунъяку ситэй", см. Сасама Психиса. Нихон будо дзитэн. Токио, 1982, с.180), принятому в 1651 году, предписывалось иметь всем удельным князьям-даймё на случай войны.
Вот так видятся автору основные моменты истории нин-дзюцу. Конечно, в столь кратком очерке невозможно дать ответы на все вопросы, рассеять все мифы и иллюзии, окружающие это искусство. Но хочется надеяться, что статья поможет серьёзным поклонникам ниндзя сориентироваться и разобраться в потоке информации на эту тему, станет отправной точкой для самостоятельных увлекательных исследований по истории японских невидимок.
