Одна голова хорошо, а полторы лучше…
«Я мстю, и мстя моя страшна, и мсти страшнее нет…»
Народное творчество.
Снег уже сошел – самураям пора покидать Канну. Только Кикутие не трогали общие сборы: он собирался остаться с дамой сердца и всерьез задумывался, а согласится ли «папочка» Массануне переехать в деревню.
Мысли Камбея, не спеша идущего к дому Рикити, также были не об этом. Ведь завтра первое апреля... Не то чтобы генерал не любил пошутить. Очень даже любил… где-то в глубине души... Но он прекрасно знал, как любит свое начальство в этот день Ситиродзи. А теперь у него есть единомышленник в лице Горобея. Да, и Хейхати, наверняка, в стороне не останется...
«Может начать вести партизанский образ жизни, как Кюдзо?» – мрачно подумал Камбей.
Блондин появлялся в деревни только к ночи и по форс-мажорным обстоятельствам. Камбей подозревал, что, если бы не снег, он вообще поселился бы под своим деревом безвылазно.
-«Хотя, тогда придется похищать Камати. Этот ребенок вездесущ, а то, что знает она, знает вся деревня...»
Солнце не торопливо катилось к горизонту. Из леса выплыла тень незамеченная Камбеем: тот был слишком занят своими мыслями. А зря. Генералу стоило обратить внимание на то, что у личности в красном был довольно задумчивый вид.
– Господин Камбей! – перед Симадой возник Рикити, – А почему вы здесь?
– А где я, по-твоему, должен быть? – заинтересовался самурай.
– Ну… Ситиродзи собрание организовал. У него там почти все собрались: господа Хейхати, Горобей, Кацусиро и жрица...
– Понятно... – обреченно кивнул Камбей, – «Ну, все. Совещание. И Кирара. Кюдзо на них что ли натравить... Мало ли. Вдруг их затея угрожает моей жизни. У меня, может, нервы слабые...»
Самурай бесшумно поднялся на крыльцо хижины. С минуту стоял в нерешительности. С одной стороны подслушивание может подорвать авторитет генерала. А с другой... Дипломатично обозвав свои действия разведкой в стане противника, Камбей приник к двери. И не он один...
– Итак, Кирара, свою часть задания относительно господина Камбея, запомнила?– голос Ситиродзи трудно не узнать.
– Да, – ответил звонкий голосок жрицы.
– И все-таки я не понимаю... Мои учителя... – начал было Кацусиро.
С давних пор, а именно с того времени, как Камбей не понятно как уговорил Кюдзо составить ему компанию в благородном деле воспитания ученика, Кацу называл «сенсеям» их обоих, чем вводил в ступор крестьян, задавая вопросы следующего содержания: « А вы сенсея не видели? Его сенсей ищет...»
– Кацу! – прервал его Горобей, – Ну что тут понимать... Один из твоих сенсеев при слове «шутка» лезет в словарь. А второй, кажется, проиграл очередное сражение старческой хандре. Так что ничего плохого в том, чтобы поднять им настроение. Дерево Кюдзо на тебе.
– А если он меня того... У него катаны, знаете ли... – пробормотал Кацу, но его никто не услышал.
Юный самурай приклонялся перед мастерством Кюдзо, но предпочитал делать это на расстоянии. Кроме того, у него не было ни малейшего желания испытывать остроту мечей блондина на себе.
– Кажется всё,– потер ладоши Ситиродзи.– Идите – отсыпайтесь. Действовать начинаем с раннего утра.
Камбей отлетел от двери и нырнул под лестницу.
– «Уй!» – там он с кем-то столкнулся лбами. Но, судя по тому, что этот кто-то также высказался по сему скорбному факту молча, то бишь мысленно – он тоже прятался. Заговорщики покинули штаб, направившись каждый в свою сторону. Когда все они исчезли из поля зрения, Камбей позволил себе разогнуться и посмотреть на того, с кем он делил укрытие и ощущение от столкновения.
– Я, значит, лезу в словарь при слове «шутка»... – шепотом протянул нехороший голос Кюдзо.
– А я страдаю старческой хандрой. Спасибо, хоть не маразмом... – процедил Камбей, а после короткой паузы, многозначительно добавил, – Мы друг друга поняли...
Оба злорадно заулыбались.
– Кирару и Кацу беру на себя, – сообщил блондин. Сперва, Камбей уставился на него, как на камикадзе. Потом, когда смысл слов дошел до него окончательно, сделал несколько движений, которые скорее подходили племени тумбу-юмбу, чем вождю самураев. Под изумленным взглядом Кюдзо Симада смутился и, откашлявшись, произнес:
– Хейхати и Ситиродзи на мне. Насчет Горобея подумаю.
Договорившись о времени и о месте встречи, мстители разошлись каждый в своем направлении.
***
Восемнадцатилетний Исао был крайне удивлен, когда перед ним, как из-под земли, вырос один из самураев-спасителей, а именно молчаливый блондин в красном плаще...
– Букетик не одолжишь... – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес тот, стараясь доброжелательно улыбнуться.
– Д-д-да... – пролепетал крестьянин, суя в руки Кюдзо букет, ранее предназначенный запаздывающей девушке, – «Букетик... А Амануси с ним. Только бы ушел. А то кто знает, что у этих самураев на уме».
Блондин добавил добычу к внушительной куче цветов, – по которой Исао понял, что свидание было не у него одного – после чего исчез так же внезапно, как и появился. Крестьянин не знал, что это была подготовка к операции под кодовым именем «Укё бы её побрал»...
Это необычное название обязано собой одной истории.
Столица была уже побеждена, а осень только-только вступила в свои права.
Пели птички... По листьям пробегал ветерок... Кюдзо дремал под своим любимым деревом. Идиллия, одним словом.
Тут кусты зашуршали, и на поляне появился Камбей.
– «Только не проси меня снова заниматься с Кацу...»
– Кюдзо, я хотел... – тут Симада замер, – Укё бы её побрал...
– ???
– Кирара...– коротко пояснил генерал, постепенно серея, – И Кацу...
Он быстрее молнии взмыл на дерево:
– Меня здесь не было, нет, и не будет...
На голову Кюдзо посыпались веточки, листики и какая-то труха: у генерала начался сезон гнездования. Впрочем, к тому времени, как перед блондином возникли жрица и ученик, весь этот листо-веточко-трухопад закончился, а самурай раздраженно выбирал из пушистых волос его последствия.
– Сенсей! – обрадовался Кацу, – А вы сенсея не видели?
– Не было, нет, и не будет... – заучено повторил Кюдзо тоном, не обещавшим ничего хорошего.
***
Кирара поболтала с подругами и, наконец, когда пора было идти, с небольшой проблемой отобрав Камати от Кикутие, направилась домой.
Обе жрицы застыли, как вкопанные. Огромный букет, пользуясь эффектом неожиданности, вполз в руки Кираре. Его даритель тайком облегченно вздохнул и отряхнул руки от листьев. Когда жрице удалось откопаться из-под цветов, она поняла, почему младшая сестренка открыла рот и вытаращила глаза.
– Пройдемся? – Кюдзо – сама галантность – взял под руку девушку.
– Камати, иди спать... – пробормотала ошарашенная Кирара и, не сопротивляясь, пошла рядом с самураем.
В природе имеет место быть такому явлению. Если девушке начинает оказывать знаки внимания молодой человек, то она машинально начинает разбирать его на плюсы и минусы, и кокетничать, делая из него запасной билетик, если, разумеется, он не является её мечтой. Не важно, что в другом случае она вряд ли обратила бы на него внимание (на Кюдзо правда сложно не обратить). Этим то – раскладыванием на плюсы и минусы – сейчас и занималась жрица, опершись на руку молчаливого спутника левой, помахивая букетом правой рукой. Попутно, она сравнивала его с предметом своих мечтаний, чье имя всем известно, а также с навязчивым ухажером – Кацу.
Через несколько часов роковой соблазнитель решил, что его миссия выполнена: завтра рано утром Кирара точно не встанет. А жрица же обнаружила, что перед нею крыльцо собственного дома.
– Спокойной ночи... – пожелал самурай и скрылся в темноте.
Девушка немножко постояла, приходя в себя. Посмотрела на букет, который за это время принял веникообразный вид и, зевнув, вошла в дом. Она уже легла, но тут камикадзе Камати сиганула сверху на почти уснувшую сестру и затрясла её...
– Ну! Ну!! Ну!!! Рассказывай!!!
***
А Кюдзо уже спал. До восхода солнца ещё есть время. А там следующая операция «Любимый ученик».
***
Кацу проснулся от энергичной встряски... Поднял голову. Немая сцена, во время которой он судорожно пытался вспомнить, не страдал ли он когда-нибудь лунатизмом, вследствие которого мог случайно попасть в комнату своего сенсея.
– Ты – самурай? – холодно спросил бывший телохранитель.
– Да, – Кацусиро украдкой огляделся и облегченно вздохнул – он у себя.
– Тогда одевайся. Идем тренироваться.
Кацу вихрем слетел с постели. Кюдзо тренировал его раз или два, после уговоров Камбея, изрядно измученного бесконечными просьбами ученика.
Губы Кюдзо растянулись в ухмылке:
– «Вот теперь ты от меня точно отстанешь со своим «Сенсей то, сенсей се...». Нашел себе няньку».
***
Тренировкой «это» назвали бы только учитель-садист и ученик-мазохист. После получаса упражнений юный самурай в амебообразном состоянии сполз к ногам сенсея по близлежащему дереву.
Кюдзо посмотрел на результат и смилостивился:
– Иди – досыпай.
***
– Ну? – поинтересовался Камбей, – Как дела?
Кюдзо усмехнулся, что было воспринято генералом за положительный ответ. Блондин видимо хотел поинтересоваться как дела у самого Симады, но тут Канну потряс вопль...
– ЧТО?!! КАКАЯ ДИЕТА?!! – потрясенные вокальными данными Хейхати грачи, которые как раз прилетели, попадали наземь в бессознательном состоянии, – КАКАЯ ДИЕТА, Я ВАС СПРАШИВАЮ?!! РИС ВРЕДЕН ДЛЯ МОЕГО ЖЕЛУДКА??? КТО ВАМ ТАКОЕ СКАЗАЛ?!!
– Пока он разбирается с крестьянами, послушай мой план относительно Горобея... – Камбей наклонился к уху Кюдзо.
***
Катаяма Горобей проснулся из-за каких-то воплей о диете и голодовке. Подозрительно выглянул за дверь. Там он обнаружил две очень хмурые физиономии.
– Как твое имя? – генеральским тоном вопросил Камбей прежде, чем актер успел что-то сказать.
– Камбей, что такое? – опешил Горобей.
– Так, других узнает, уже хорошо, – пробормотал Симада, – Я спрашиваю, как твое имя?
– Катаяма Горобей, – пожал плечами самурай, – Может тебе ещё свидетельство о рождении показать? Это что? Первоапрельская шутка?! Не смешно, ребята.
– Что, что? – встрепенулся Камбей.
– Какое сегодня число? – быстро спросил Кюдзо.
– Первое апреля... – брови Горобея вопросительно изогнулись.
Блондин с заботливым выражением лица потрогал актеру лоб.
– Я убью Ситиродзи... – пробормотал себе под нос генерал и громко добавил, – Горобей, первое апреля будет через неделю с небольшим.
Признаться, что больше напугало Катаяму – сошедший с ума Камбей или Кюдзо, озабоченный проблемой его здоровья – сказать сложно.
– Люди, я не понимаю...
– Мы пройдем, а то долгая история, – Камбей и Кюдзо вошли и присели на стулья, – В общем так. Вчера мы устроили по поводу Дня Рождения Рикити небольшое застолье и, естественно, выпили. Под конец празднества Ситиродзи притащил откуда-то очень подозрительную бутылку. Я склонен считать, что в ней все дело. А сегодня утром Хейхати объявил голодовку по какому-то смутному поводу. Вон, глянь, за ним крестьяне с тарелками носятся.
Вообще-то, крестьяне носились не за, а от инженера. Однако что-то понять в этой кутерьме было невозможно.
– Кацусиро, – замогильным голосом продолжал Камбей, – решил, что он птичка-бабочка. И как раз собирался полетать с водопада. Благо, Кюдзо мимо проходил и поймал этого умника за шкирку.
Мимо приоткрытой двери как раз проползал несчастный Кацу. Все трое проводили его взглядами:
Горобей – испуганным:«Я же ему говорил, что в таком возрасте алкоголем лучше не злоупотреблять. Долетался бедняга»;
Кюдзо – злорадным: «Теперь ты ко мне и на милю не подойдешь...»;
Камбей – виноватым: «Господи, и кому я на растерзание ребенка отдал...».
– Сам Ситиродзи сообщил нам, что его бросила Юкино, и пошел топиться, – чувство вины не помешало Симаде продолжить повествование, – Еле-еле мы его скрутили и к кровати привязали. Ты, вот, считаешь сегодняшний день первым апреля...
– И что теперь? – сказал Горобей, похороненный под кучей ложной информации.
– Что я могу тебе сказать... – пожал плечами Камбей, – Полежи, отдохни. Думаю, отойдешь. А мы пойдем Кикутиё искать. На мехов, по идее, это не должно действовать, но ты же знаешь, он и на трезвую голову опасен для окружающего мира.
– Постойте. А вы-то как?
– Я не пьющий... – отрезал Кюдзо.
– А мне та бутылка сразу не понравилась...
За дверью оба самурая бесшумно пожали друг другу руки...
***
Кюдзо и Камбей, нагруженные небольшими мешочками, спешили к лесу.
– Дяденьки, вы куда?
Блондин поднял глаза к небу и с трудом убрал руку от катаны.
– На пикник, – Камбей ослепительно улыбнулся, – Идем с нами.
Кюдзо попытался испилить генерала взглядом, но – увы – у того даже совесть не проснулась. Самурай мысленно вздохнул и цепко взял Камати за руку. Он тоже прекрасно понимал, что знания этого ребенка – достояние всей деревни.
Всю дорогу Камбей слышал крайне оживленный монолог, изредка снабжаемый репликами неблагодарного слушателя.
– Дяденька Кюдзо, а, правда, птички здорово поют? Правда? Дяденька Кюдзо, вы меня слышите?! Эй!!! – Камати подпрыгивала и махала рукой перед глазами мрачного, как туча, самурая.
– Угу... – наконец сдавался Кюдзо.
А дальше требовалось его мнение насчет первых листиков, травки, цветочков, слов Кикутиё, плаща Камбея и многого другого.
– «Камикадзе...» – восхищенно думал генерал.
***
Ситиродзи вышел во двор, и мгновенно был сшиблен с ног.
– Сити! – обрадовался Хейхати, поднимаясь с земли, – Ну, хоть один нормальный человек. Помоги мне!
…Через некоторое время деревня содрогнулась от вопля на два голоса, краткое содержание которого сводилась к следующему: «Ну, Камбей. Ну, погоди!»
На вопль выбежал Горобей, и спустя ещё несколько минут вопль повторился. Только теперь он был па-де-труа (на три голоса) и имя Кюдзо в нем тоже упоминалось. Кикутиё, у которого исчезла Камати, присоединился к поискам.
***
Камбей готовил поляну к пикнику, Кюдзо разжигал костер, а Камати изображала моральную и очень болтливую поддержку.
– Как думаешь, когда они появятся? – воспользовавшись паузой, спросил генерал, прислушиваясь к отдаленным воплям.
– Через полчаса... – ответил Кюдзо.
– Отлично, как раз успеем.
Через полчаса Камати окончательно расхрабрилась и заползла на колени блондинистому самураю:
– А вы какую-нибудь сказку знаете?
Камбея охватил неудержимый приступ кашля. Он согнулся над мешочком, представляя себе, как Кюдзо озадаченно чешет затылок, пытаясь припомнить хоть одну сказку.
Он ошибся. Кое-какие сказки блондин помнил. Ведь он тоже был когда-то маленьким ребенком и склерозом не страдал. А сейчас он испытывал с одной стороны огромную солидарность, а с другой стороны жалость ко всем волкам, людоедам и прочим, кому по роду деятельности приходилось иметь дело с маленькими девочками.
Спас Кюдзо хруст веток под ногами Кикутиё и радостный вопль Хейхати.
– Попались, которые кусались!!!
– Полчаса... Минута в минуту, – задумчиво произнес Камбей, глядя, как бывший телохранитель бросился к Кикутиё, как к последнему очагу надежды, и вручил ему Камати.
Вечер прошел в домашней и дружеской обстановке. Он был наполнен всем, к чему Камбей успел привыкнуть и привязаться: шутками Горо, репликами Хея насчет риса и прочей еды, обаятельностью Сити, ворчливыми комментариями Кикути, восторженными взглядами Кацу, молчанием и очень редкими, а оттого ещё более ценными, улыбками Кюдзо.
Настроение генералу не смогла испортить даже Кирара, появившаяся под вечер. Она обожгла генерала и молчуна взглядом – «Ты помнишь, изменник коварный, как я доверялась тебе!» – и демонстративно присела рядом с Кацу. Но, ревность генерала и совесть телохранителя спали глубоким сном и просыпаться не собирались...
Эпилог
Кирара обошла знакомое дерево три раза, подозрительно косясь на красноречиво не подвижную листву.
Когда она скрылась из вида, на землю соскочили два самурая – в белом и красном плаще – и, подняв глаза к небу, в один голос с чувством сказали:
– Укё бы её побрал...
Словно в ответ, означающий, что их мольбы бесплодны, из леса донесся громкий голос:
– Сенсей!!! Сенсей!!!
